Рене Генон - Очерки о традиции и метафизике

Это замечание является вполне справедливым, но все же недостаточным без упоминания о другой излюбленной теории этих исследователей, которая хотя и отличается от теории «заимствований», но остается столь же профанической по своему характеру. Речь идет о теории «единства человеческого разума», [15] То, что Генон здесь называет теорией, является скорее даже мировоззренческой установкой европейца, которая так или иначе проявляет себя в области эпистемологии. Следы вульгарной максимы «человек всегда и везде одинаков» можно обнаружить не только в английском эмпиризме, который отталкивается от ложного представления о неизменной самотождественности sense data, но и в материалистическом понимании истории, с позиций которого любая эпоха объясняется прежде всего борьбой человека за выживание, то есть фактором, действие которого за пределами современного мира вряд ли возможно доказать. где это единство понято исключительно в психологическом смысле и, следовательно, отнесено к области психического, в которой на самом деле такого единства не существует. Современные люди очень часто вспоминают об этом мнимом единстве ради объяснения самых разных вещей, в том числе и таких, которые совсем не относятся к «психологическому» уровню существования, как не относится к нему, например, тот факт, что одни и те же символы встречаются в одно и то же время в разных традиционных формах; [16] Здесь скорее всего речь идет об аналитической психологии К. Г. Юнга, работы которого Генон хорошо знал и относился к ним весьма негативно. Известно, что факт повторения традиционной символики в мифах народов, между которыми какие-либо географические контакты были заведомо невозможны, послужил одним из эвристических мотивов создания теории «архетипов» коллективного бессознательного. тем не менее сторонники данной теории настаивают на том, что любая доктрина является не чем иным, как творением «человеческого духа». В свое время еще Дж. Локк счел возможным заявить, что для того, чтобы знать, что некогда думали римляне и греки, следует всего лишь обнаружить, что думают в наши дни французы и англичане, поскольку «человек всегда и повсюду одинаков»; нет ничего более ошибочного, чем это мнение, на котором, однако, психологи часто настаивают, хотя все, что они при этом относят к человеку вообще, реально свойственно только современному европейцу. Следует все же признать, что эта гипотеза о «единстве человеческого разума» сегодня является менее ошибочной, чем она была во времена Локка, поскольку различия между людьми действительно уменьшаются; однако предел здесь никогда не может быть достигнут, и, пока этот мир существует, различия между людьми являются неустранимыми.

Следует добавить, что когда данные синкретические теории применяются к традиционным текстам, то сама собой возникает почва для поисков разного рода гипотетических «первоисточников», [17] Можно заметить, что эта, в сущности, одинаковая потребность приводит к тому, что найденные «первоисточники» используется совершенно по-разному. Так, например, "Книга Дзиан" Е. Блаватской предназначена совсем для других целей, чем "Велесова книга". из которых и должны быть, в соответствии с теорией «заимствований», выведены все реально существующие традиционные доктрины; должен быть очевидным деструктивный характер подобного рода поисков, единственная цель которых заключается в отрицании любого «сверхчеловеческого» откровения. Это в полной мере соответствует уже упомянутой нами враждебности по отношению к любой традиционной форме, и теперь уже можно сделать вывод о несовместимости любого «человеческого» объяснения с истинным духом традиции, поскольку не принимать во внимание ее «сверхчеловеческий» элемент означает отрицать саму ее сущность. Несовместимость же синкретизма с традицией выражается прежде всего в том, что сущностью любой традиционной доктрины является знание метафизических принципов; все остальные ее разделы оказываются в большей или меньшей степени производными и служат в качестве применения этих принципов в различных областях действительности, что и позволяет сделать вывод о преимущественно синтетическом характере традиции, исключающем любую возможность синкретического заимствования.

Эти же рассуждения позволяют сделать и еще один вывод: синкретизм несовместим не только с традиционными доктринами, он совершенно чужд и людям, которые в этих доктринах хорошо разбираются и хорошо осознают всю ограниченность мышления профанов, не испытывая никакой потребности обращаться за помощью к теориям, о которых у нас шла речь. Все, что так или иначе связано с традицией, имеет «внутренний», а не «внешний» источник; поэтому тот, кто имеет представление о трансцендентном единстве всех традиционных форм, может с целью изложения или, если в этом есть необходимость, с целью интерпретации какой-либо доктрины использовать средства, принадлежащие иным традициям; в таком использовании нет ничего общего с синкретизмом исследователей-профанов. В одном случае фундаментальное единство играет роль исходного принципа для всех элементов изложения, пусть даже и принадлежащих различным традиционным формам; в другом же случае данное единство отсутствует или, точнее сказать, скрыто от взгляда исследователя-профана, который поэтому вынужден напрасно блуждать в темноте, рассеять которую в состоянии только инициатический Fiat Lux.

В индийской традиции человек может оказаться вне каст двумя противоположными друг другу («внутренним» и «внешним») способами: он может быть либо над кастами (ативарна), либо находиться ниже их (аварна), причем первый случай в современных условиях встречается существенно реже, чем последний, хотя для человека первоначальной эпохи именно первое состояние было вполне нормальным. Точно так же можно находиться и по ту, и по другую сторону традиционных форм: человек может либо вообще обходиться без религии, что чаще всего и встречается в современном западном мире, либо, что, напротив, является совершенно исключительным случаем, он может получить действительное знание о трансцендентном единстве всех традиций. Говоря в данном случае о действительном знании, мы прежде всего имеем в виду то обстоятельство, что теоретических представлений об этом единстве, даже если они и являются в основном верными, совершенно недостаточно для того, чтобы считать себя преодолевшим то состояние человеческого существования, на котором совершенно необходимо присоединиться к какой-либо традиционной форме и строго ей следовать. Это, безусловно, не означает, что человек не имеет права стремиться к глубокому познанию и других традиций, он лишь до определенного времени не должен употреблять на практике ритуальные средства, принадлежащие иным традиционным формам, так как это было бы не только бесполезно, но в силу целого ряда причин и опасно. Это обстоятельство позволяет лучше разобраться в вопросе о «юрисдикции» различных инициатических организаций, берущих свое начало в лоне определенной традиции: поскольку инициация, в строгом смысле этого слова, представляет собой установление начальной связи с такой организацией, то получивший ее человек действительно находится еще в самом «начале» и, следовательно, пока далек от того, чтобы быть выше тех или иных традиционных форм.