Рене Генон - Символы священной науки

Наши читатели без труда обнаружат здесь идею сердца как центра бытия, идею, которая, как мы уже объясняли (и еще вернемся к этому), является общей для всех древних традиций, исходящих из традиции изначальной, чьи останки еще обнаруживаются повсюду для того, кто умеет их видеть. Они обнаружат здесь также идею падения, отбросившего человека далеко от его первоначального центра и разорвавшего его непосредственное общение с "Сердцем Мира" — такое, каким оно было, естественным и постоянным, в эдемическом состоянии. [810] См. гл. Сердце Иисусово и легенда о Святом Граале. Они обнаружат наконец, в том, что касается центральной роли сердца, указание на двойное, центростремительное и центробежное движение, сравнимое с двумя фазами дыхания. [811] См. гл. Идея Центра в древних традициях. Верно, что в только что процитированном нами отрывке двойственность этих движений соотносится с двойственностью сердца и мозга; на первый взгляд, это вносит некоторое смешение, хотя последнее может иметь место и тогда, когда мы становимся на несколько иную точку зрения, с которой сердце и мозг также рассматриваются как, в некотором роде, образующие два полюса человеческого существа.

"Органом центробежной силы у человека является Мозг, а силы центростремительной — Сердце. Сердце, место пребывания и хранитель изначального движения, в телесном организме олицетворяется движением диастолы и систолы, которое непрерывно возвращает к своему движителю кровь, порождающую физическую жизнь, и вновь исторгает ее оттуда для орошения поля ее действия. Но Сердце еще есть и нечто другое. Как солнце, которое, постоянно распространяя веяния жизни, сохраняет тайну своей мистической царственности, Сердце облекается тонкими функциями, не различимыми для тех, кто не погрузился в глубинную жизнь и хоть сколько-нибудь не сосредоточил свое внимание на внутреннем царстве, которое есть Дарохранительница… Сердце есть, согласно нашему пониманию, место пребывания и хранитель космической жизни. Это знали те религии, которые сделали Сердце священным символом, и строители соборов, воздвигавшие святая святых в сердце Храма. Это знали также и те, кто, в традициях самых древних, в ритуалах самых тайных, абстрагировались от дискурсивного разума, обязывали свой мозг к молчанию, чтобы войти в Святилище и там вознестись над своим относительным бытием до Сверхбытия. Этот параллелизм Храма и Сердца возвращает нас к двойному модусу движения, которое, с одной стороны (вертикальный модус), возвышает человека над самим собой и освобождает его от процесса собственно проявленности, а с другой стороны (модус горизонтальный или круговой), заставляет его участвовать во всей этой проявленности целиком".

Сравнение Сердца и Храма, проводимое здесь, мы, в частности, обнаружили в еврейской Каббале, [812] См. Сердце Мира в еврейской Каббале. и, как мы указывали ранее, к этому можно добавить высказывания некоторых теологов средневековья, уподобляющих Сердце Христа Дарохранительнице или Ковчегу Завета. [813] См. О цеховых, знаках и их изначальном смысле. С другой стороны, что касается рассмотрения вертикального и горизонтального движения, то оно соотносится с одним аспектом символики креста, особенно развитой в некоторых школах мусульманского эзотеризма, о которой мы, быть может, как-нибудь поговорим. В действительности, именно об этой символике идет далее речь в том же исследовании, и мы приведем из него последнюю цитату, начало которой можно соединить с тем, что мы говорили, в связи с символами центра, о кресте в круге и о свастике. [814] См. Идея Центра в древних традициях. "Крест является космическим знаком по преимуществу. С самого отдаленного времени, доступного нашему зрению, Крест олицетворяет то, что соединяет — в их двойном значении — вертикаль и горизонталь; он связует их собственное движение с единым центром, с одним и тем же источником. Как не придать метафизического смысла знаку, способному так полно соответствовать природе вещей? Став почти исключительно символом Божественного распятия, Крест лишь усугубил свое сакральное значение. В самом деле, если изначально этот знак был олицетворением связей мироздания и человека с Богом, то оказывалось невозможно не отождествить Искупление с Крестом, не пригвоздить к Кресту Человека, Сердце которого в высшей степени является олицетворением божественного в мире, забывшем об этой тайне. Если бы мы провели здесь экзегезу, легко было бы доказать, до какой степени Евангелия и их символика значимы в этом отношении. Явление Христа есть более, чем исторический факт — это великое Деяние, которому вот уже два тысячелетия. Его образ принадлежит всем векам. Он возникает из могилы, куда сходит бренный человек, дабы воскреснуть нетленным в Божественном человеке, в Человеке, искупленном вселенским Сердцем, которое бьется в сердце Человека и кровь которого изливается для спасения человека и мира".

Последнее замечание, хотя и высказанное в терминах немного темных, по сути согласуется с тем, что мы сказали относительно символической ценности, которой, помимо собственно реальности (и, разумеется без какого-либо воздействия на нее) обладают исторические факты и в особенности факты истории священной. [815] См. Райские Древеса, в Reg., март 1926, стр. 295. Но не на этих соображениях нам хотелось бы сейчас остановиться. К чему мы стремимся, так это, воспользовавшись представившимся нам таким образом случаем, вернуться к вопросу об отношениях сердца и мозга или способностей, олицетворяемых этими двумя органами. Мы уже сказали кое-что по этой теме, [816] См. гл. Сердце лучистое и сердце пылающее. но мы полагаем, что не бесполезным будет ее дальнейшее раскрытие.

Мы только что видели, что в определенном смысле можно рассматривать сердце и мозг как два полюса, т. е. как два взаимодополняющих элемента. Эта точка зрения дополнительности и в самом деле соответствует определенному порядку, определенному уровню реальности, если можно так выразиться. Она даже является менее внешней и менее поверхностной, чем точка зрения чистой и простой оппозиции, которая, однако, также охватывает часть истины, но лишь тогда, когда мы остаемся на уровне самых непосредственных видимостей. С принятием дополнительности оппозиция уже оказывается примиренной и разрешенной, по крайней мере, до определенной степени, поскольку два ее члена в некотором роде уравновешивают друг друга. Однако и эта точка зрения все еще недостаточна уже в силу того, что она, несмотря ни на что, сохраняет дуальность. Сказать, что в человеке есть два полюса или два центра, между которыми, в зависимости от случая, может существовать антагонизм или гармония, будет верно, когда мы рассматриваем его в некоем определенном состоянии; но не есть ли это состояние "децентрированности и разъединенности", как таковое характерное для человека падшего, а стало быть, отделенного от своего изначального центра, как мы напоминали выше? Именно в момент падения Адам становится "знающим добро и зло" (Бытие, 3, 22), т. е. начинает рассматривать все вещи в аспекте дуальности: двойственная природа "Древа Познания" открывается ему тогда, когда он оказывается выброшенным за пределы пространства изначального единства, которому соответствует "Древо Жизни". [817] См. Райские Древеса. Некоторые сравнения, которые можно провести между библейской и апокалиптической символикой, с одной стороны, и символикой индуистской, с другой, позволяют четко заключить, что сущностью "Древа Жизни" является, собственно, «Неделимое» (на санскрите Адити). Но это увело бы нас слишком далеко.