Рене Генон - Символы священной науки

См. Arthur Wathey, The Book of Songs, p. 328.

Илиада, XI, пер. Гнедича: Сизые змеи по ним поднимаясь кверху, до выси. По три с боков их, подобные радугам, кои крением Зевс утверждает на облаке, в дивное знаменье смертным. — Прим. пер. — Мы сожалеем, что не смогли дать ссылку более точно, тем более, что такое изображение радуги в виде трех змей кажется довольно странным на первый взгляд и заслуживало бы, несомненно, более тщательного исследования.

См. Царство количества и знамения времени, гл. XXII.

Впрочем, и вообще часто есть нечто неясное и туманное в том способе, которым Гете использует символику, и это можно обнаружить также и в его переложении легенды о Фаусте. Добавим, что не один вопрос возникает и в отношении источников, из которых он черпал более или менее непосредственно, так же, как и в отношении точной природы инициатических связей, которые он мог иметь помимо масонства.

Мы не можем принимать во внимание, для более или менее полного уподобления гетевского змея радуге, приписываемый ему зеленый цвет, хотя некоторые хотели превратить его в своего рода синтез радуги по той причине, что он является в ней центральным. Но на самом деле он реально будет центральным лишь в том случае, если в перечень цветов мы включим индиго, и ранее мы уже объясняли причины, по которым такая интерпретация лишена всякой ценности с точки зрения символической (гл. Семь лучей и радуга). В этой связи мы отметим, что собственно ось соответствует "седьмому лучу" и, следовательно, белому цвету, тогда как сама дифференциация цветов радуги указывает на некоторую «овнешненность» по отношению к этому осевому лучу.

См. Великая Триада, гл. V.

Напомним, что эта прямолинейная и, естественно, вертикальная форма есть та, что соответствует точному смыслу выражения ec — suratul — mustagim (См. Символика Креста, гл. XXV).

См. гл. Символика лестницы.

Инициатическое использование спиральной (винтовой) лестницы объясняется отождествлением степеней посвящения с аналогичным количеством различных состояний бытия. Как пример этого можно привести вращающуюся лестницу масонской символики, имеющую 15 ступеней, распределенных на 3+5+7, которая ведет в "Срединную комнату". В других случаях те же самые иерархизированные состояния также олицетворяются ступенями; но расположение и даже самая форма последних указывает, что на них нельзя остановиться и что они есть лишь средство постоянного восхождения.

Опубл. в Е.Т., сент. 1947.

В компаньонаже говорят о "цепи союза".

Этот символ имеет также и другое имя, "зубчатая бахрома", которое, по-видимому, скорее означает окружность балдахина; но известно, что балдахин является символом неба (например, балдахин колесницы в дальневосточной традиции). И, однако, как мы увидим, в действительности здесь нет никакого противоречия.

См. гл. Зодиак и стороны света.

Вот почему сравнение с окружностью балдахина равным образом оправдано, тогда как оно, очевидно, не было бы таковым для земной проекции этой небесной «рамы».

Эти узлы называют "озерами любви". Такое их название, так же, как и их конкретная форма, несет на себе, быть может, в определенном смысле, след XVIII века; но возможно также, что здесь перед нами останки чего-то более отдаленного, чего-то такого, что могло бы достаточно непосредственно соотноситься с символикой "Адептов Любви". "Таблица Ложи", впрочем, на самом деле неупотребительная, которая фигурирует в начале "Оккультного масонства" Рагона, явно неточна, как в отношении числа узлов "цепи единства", так и в отношении очень странного и даже необъяснимого положения, которое приписывается зодиакальным знакам.

Некоторые думают, что эти двенадцать узлов подразумевают, по крайней мере, "в идеале", существование такого же числа колонн, т. е. десяти в дополнение к двум колоннам Запада, которым соответствуют оконечности "цепи единства". Следует отметить в связи с этим, что подобное расположение, хотя бы и в форме круга, обнаруживается в некоторых мегалитических памятниках, связь которых с Зодиаком равным образом очевидна.

Мы отсылаем еще раз, по вопросу о зодиакальном делении городов, к исследованию, на которое уже ссылались выше. Следует отметить, в связи с тем, что нам еще остается сказать, что именно это деление определяет соответственное расположение различных элементов, соединение которых образует город. Другой пример зодиакальной «оболочки» мы обнаруживаем также в дальневосточной символике Мин тан (Пресветлый престол), с ее двенадцатью отверстиями, которая была объяснена нами в другом месте (Великая Триада, гл. XVI).

Можно сказать, что наш мир «упорядочен» совокупностью временных и пространственных детерминаций, связанных с Зодиаком: с одной стороны, непосредственным соотношением последнего с годовым циклом, а с другой — его соотнесенностью с направлениями пространства (Само собой разумеется, что эта последняя точка зрения находится в тесной связи также и с вопросом традиционной ориентации зданий).

Опубл. в Е.Т., окт. — нояб. 1947.

The Iconography of Durer's «Knots» and Leonardo's «Concatenation» в The Art Quarterly, 1944.

Здесь можно вспомнить пентальфе, которая, как знак взаимного узнавания пифагорейцев, должна была чертиться непрерывной линией.

См. W.R. Lethaby, Architecture, Mysticism and Myth, ch. VII. Этот автор, который сам был архитектором, собрал в своей книге большое число интересных сведений, касающихся архитектурного символизма; но, к сожалению, он не смог извлечь из них их подлинного значения.

Известно, что широко употребительным наименованием лабиринтов, о которых идет речь, было "путь в Иерусалим" и что их прохождение рассматривалось как замещающее паломничество в Святую Землю. В Сент-Омере центр заключал в себе изображение Иерусалимского Храма.

см. гл. Пещера и лабиринт.

См. Великая Триада, гл. XVI. — Можно было бы напомнить, в связи с этим сближением, о титуле Imperator, присваиваемом главе некоторых розенкрейцеровских организаций.

Речь, естественно, должна, в зависимости от случая, идти либо о центре конкретного состояния существования, либо о центре целостного бытия, причем первое соответствует понятию "малые мистерии", а второе — понятию "великие мистерии".

Мы говорим о «модальностях» в случае, когда рассматривается лишь совокупность одного-единственного состояния проявленности, как это неизбежно в случае "малых мистерий".