Юлиус Эвола - Люди и руины

Следовательно, необходимо развеять заблуждения, на которые опирается эта идеология, выстроенная на «бессмертных принципах». Это требование обусловлено не только теоретической, но и практической необходимостью. Сегодня интеллектуальная путаница достигла таких размеров, что либерализм, бывший для прежних режимов и той же Церкви прямым синонимом антитрадиции и революции, в представлении многих стал «правым» движением, которое отстаивает свободу, право и достоинство личности, противостоя тем самым марксизму и тоталитаризму. Двусмысленность, заложенная в подобном подходе, может послужить отправным моментом для наших дальнейших рассуждений.

Сущность либерализма составляет индивидуализм. Связанное с ним заблуждение порождено путаницей между понятиями личности и индивида; последнему на равной основе и безоговорочно приписываются ценности, каковые на самом деле могут быть признаны за ним в лучшем случае лишь sub conditioned. [18] 1. лат. здесь — при определенных условиях (прим. перев.). В результате такого смещения эти ценности превращаются в нечто столь же ошибочное, сколь нелепое и разрушительное.

Начнем с идеи равенства. Вряд ли стоит говорить, что «бессмертный принцип» равенства является полной бессмыслицей. Не стоит даже тратить время на доказательство неравенства живых существ с натуралистической точки зрения. Однако идеологии равенства поднимают принципиальный вопрос, утверждая, что даже если люди и не равны на деле, то это неправильно: они не равны, но быть так не должно. Неравенство отождествляется с несправедливостью, поэтому отрицание неравенства, его преодоление, признание за людьми равного достоинства предлагается считать заслугой и доказательством превосходства либеральной идеи. Принцип «основополагающего равенства всех существ, кого можно причислить к человекоподобным», свойственен и демократии. Все это чистой воды словоблудие. Речь идет не о «благородном идеале», но об идее, которая в буквальном смысле представляет собой логическую нелепость и, будучи принята в качестве цели, ведет исключительно к упадку и вырождению.

Прежде всего, понятие «многих» — многообразия особей — логически противоречит понятию «многих равных существ». Это онтологически вытекает прежде всего из «принципа неразличимых», согласно которому «одно существо, абсолютно во всем тождественное другому, является тем же самым существом». Таким образом, в идее «многих» заложена идея основополагающего различия: если «многие» равны, равны во всем, то они не могут быть «.многими-», но лишь одним. Стремление к равенству «многих» несет в себе противоречие в понятиях, если только это не относится к множеству неодушевленных предметов серийного производства. Во-вторых, уже с точки зрения деонтологии [19] 2. раздел этики, рассматривающий проблемы долга и моральных требований (прим. перев.). то же самое вытекает из «принципа достаточного основания», который звучит следующим образом: «Для любой вещи должно существовать основание, благодаря которому она является именно этой вещью, а не какой-либо другой». Следовательно, существо, во всем тождественное другому, лишено «достаточного основания»: это лишь бессмысленный дубликат.

Таким образом, с обеих точек зрения вытекает логический вывод, что «многие» не только не могут быть равными, но и не должны быть таковыми, а неравенство истинно фактически лишь поскольку истинно по праву, реально лишь постольку, поскольку необходимо. С более возвышенной точки зрения, отбросив всякую гуманистическую и демократическую риторику, можно сказать: то, что идеология равенства тщится представить как «справедливость», является самой настоящей несправедливостью. Это признавали еще Цицерон и Аристотель.

Признание неравенства означает преодоление количества и утверждение качества. Именно в этом состоит различие между понятиями индивида и личности. Можно мыслить индивида в качестве простой атомарной единицы, обычного числа в царстве количества. С абсолютной точки зрения это лишь вымысел, абстракция. Но к этому можно стремиться, можно свести к минимуму отличия, определяющие каждую отдельную особь, чтобы возобладали смешанные и однообразные качества (что влечет за собой уравнивание и стандартизацию взглядов, прав и свобод), и рассматривать это единообразие как идеальное и желательное условие. Однако в действительности оно означает упадок и извращение истинной природы.

Действительно, чистый индивид принадлежит скорее неорганическому, нежели органическому миру. В реальности правит закон нарастающего различия. Поэтому более низкие ступени действительности отличаются от более высоких тем, что на низшем уровне целое может делиться на множество частей, сохраняющих одинаковое качество (например, некристаллизованый минерал, некоторые растения или низшие виды животных, размножающиеся путем партеногенеза), тогда как на более высоких ступенях это невозможно. Последним присуще высшее органическое единство, разделение которого равнозначно повреждению, поскольку приводит к полной утрате частями того качества, значения и функции, которыми они обладали, пребывая в этом единстве. Таким образом, атомарный, несвязанный (solutus), «свободный» «индивид» принадлежит к царству неорганического и, соответственно, стоит на низших уровнях реальности. [20] 3. Гете следующим образом выразил эти принципы «органической философии», применимые и к политическому уровню: «Чем несовершеннее живое существо, тем более его части подобны целому и способны воспроизводить целое. Чем совершеннее живое существо, тем разнороднее его части. Схожие части менее подчинены одна другой; подчиненность органов является признаком высокоразвитого существа». На политическом уровне части соответствуют индивидам, а органическое целое — государству.

Равенство может существовать на уровне простого социального агломерата или первобытного, почти животного смешения; в лучшем случае о равенстве допустимо говорить, рассматривая не индивидуальное, но общее, не личность, но вид, не «форму», но «материю» (в аристотелевском понимании последних). Нельзя отрицать, что люди с некоторых сторон приблизительно «равны»; но эти стороны для любой нормальной и традиционной концепции являются скорее «минусом», чем «плюсом», соответствуют наиболее убогому уровню реальности, самому непривлекательному из того, что в нас есть. Речь идет об уровне, еще не связанном с понятием «формы», личности в надлежащем смысле. Придание ценности этим сторонам, подчеркивание их значимости равнозначны признанию того, что самое существенное в статуях — это бронза, а не те особые идеи, воплощением которых они являются и для коих бронза (в нашем случае видовое человеческое качество) служит лишь материалом.