Юлиус Эвола - Люди и руины

Считается, что средиземноморский человек всегда склонен защищать себя, тогда как нордический тип скорее стремится быть собственным судьей. Первый всегда более снисходителен к самому себе, нежели к другим и противится ясному и объективному исследованию глубин своей души. Это противопоставление несколько односторонне. В целом не следует пренебрегать опасностями, кроющимися в болезненном самонаблюдении — достаточно вспомнить направление, ведущее с одной стороны, к психоанализу и психологии типов Достоевского, а с другой — к определенным комплексам вины и экзистенциального страха. Искренность и простота прежде всего по отношению к собственной душе имеют не менее существенное значение для высшего типа человека, чем правило быть строгим к себе, понимающим и сердечным — к другим. Однако в этом отношении специфические связи с расовым фактором существуют лишь частично.

Более серьезное значение для средиземноморского типа имеет половой вопрос. Сексуализация морали с одной стороны, и почти навязчивая одержимость женщиной и эротикой с другой, конечно, не могут считаться исключительно «средиземноморскими» чертами; второе есть скорее общее явление, присущее любой вырождающейся цивилизации. Однако невозможно отрицать тот результат, к которому эта склонность приводит обычный средиземноморский и южно-средиземноморский тип, особенно сравнительно с отношением к женщине и любви, свойственным римской этике, где им отводилось надлежащее — ни слишком высокое, но и не слишком низкое — место, и четко указывались основополагающие жизненные ценности, необходимые для ясного и мужественного воспитания характера без пуританского морализма. [112] 14. См. V. PARETO, Le mythe vertuiste, Paris, 1911, p. 166: «Многие авторы заблуждаются [относительно римского духа], поскольку недостаточно четко различают три совершенно разные вещи: добропорядочность, умеренность, достоинство. Римляне пренебрегали первым, высоко ценили второе и еще выше третье». В целом в Италии половые взаимоотношения крайне далеки от совершенства. С одной стороны, южный «темперамент» с его примитивизмом и модным ныне типом latin lover, [113] 15. англ. латинский любовник (прим. перев.). с другой — остатки буржуазных предрассудков с их лицемерием, запретами, условностями и скрытой под всем этим мелкой извращенностью, типичной для нашего времени, безусловно, не могут привести ни к чему хорошему и крайне далеки от ясного, искреннего, свободного и смелого отношения к этим вопросам. Впрочем, эта тема требует особого разговора и выходит за рамки поставленной здесь задачи, [114] 16. Эта тема затрагивается в другой нашей книге: Cavalcare la tigre, Scheiwffla; 2ed., Milano l971. так как объемлет более широкий порядок проблем, чем связанные непосредственно со средиземноморской характерологией.

После краткого описания противоположных элементов двух стилей стоит еще раз повторить, что речь идет о двух пределах. Свойства «римского» типа представляют положительный предел скрытых задатков, присущих лучшим представителям нашей расы, тогда как «средиземноморские» свойства соответствуют отрицательному пределу и наименее достойной ее части, встречаясь также у других народов, прежде всего «латинской» группы. Однако следует безо всяких обиняков признать, что в последнее время слишком часто под типично итальянскими чертами (особенно за границей) подразумевают близкие «средиземноморскому» пределу, и, похоже, после Второй мировой войны именно «средиземноморский» компонент возобладал в итальянской жизни.

Впрочем, при определенных условиях вполне вероятно иное развитие ситуации. В любом случае, как уже говорилось, подобного рода разворот к положительному пределу является необходимой предпосылкой к созданию нового государства и нового общества, поскольку никакие лозунги, программы и учреждения ни к чему не приведут, если им не будет соответствовать особая человеческая субстанция (по крайней мере на уровне правящей элиты). В принципе, в каждом современном человеке заложены различные возможности, некоторые из которых связаны с изначальным наследием. Если на пике нашей истории мы находим арийско-римский компонент, то в периоды кризиса и затмения легко проследить подъем и преобладание того, что мы условно называем компонентом «средиземноморским»; условно, так как в сущности речь идет скорее о средиземноморских остатках и шлаках, о влияниях неиндоевропейских рас, почти лишенных истории, а также продуктах расслоения и размывания этноса.

В работе по очищению и формированию основную роль, несомненно, должен сыграть политический миф, под которым СОРЕЛЬ понимал живительную идейную силу. Миф реагирует на среду, вводя в действие закон избирательного сродства; он пробуждает, высвобождает и усиливает соответствующие ему возможности индивидов и среды, одновременно подавляя и нейтрализуя остальные. Естественно, отбор может идти и обратном направлении. Это зависит от природы мифа. Например, коммунистический миф — впрочем, как и демократический — обращен к наиболее смешанному и выродившемуся элементу в современном человеке, и как первый, так и второй обязаны своим успехом мобилизации подобного элемента и одновременному подавлению любых иных, более высоких способностей и чувств.

Понятно, что, говоря об очищении, не стоит ожидать быстрых результатов. Помимо ранее указанного условия, заключающегося в наличии политического мифа, пригодного для создания определенной атмосферы и соответствующего человеческого идеала, требуется также долгосрочное, непрерывное воздействие, способное одолеть возможные рецидивы и рост наклонностей, относящихся к отрицательному пределу. Как известно, сравнительно недавно в Италии была предпринята попытка подобного рода; ее наиболее серьезной задачей (важность коей осознавало лишь незначительное меньшинство) можно считать требование поступательного перехода от «средиземноморской» Италии к Италии «римской» с одновременным отдалением от «латинских сестер» и сближением с германским народом. К сожалению, эта инициатива ограничилась областью чисто политических интересов.

Безусловно, учитывая царящую сегодня в Италии атмосферу, пропитанную демократической низостью и марксистской заразой, рассчитывать на возможность подобного развития — чистая утопия. Но это не снижает внутренней и нормативной ценности указанной задачи, как и других «несвоевременных» идей, которые обретают своевременность в момент перелома и глубинной реакции, нередко возникающих почти органически тогда, когда разрушительные процессы достигают своего предела.

Хаотическое и кризисное состояние современного мира порождено не только действием подрывных сил, которое, как говорилось, нельзя считать самопроизвольным; существуют и другие вполне естественные факторы, отрицательное влияние которых обусловлено исключительно бездействием человека. Среди них значительное место занимает рост народонаселения. Если бы удалось снизить плотность населения в мире до цифры, скажем, трехвековой давности, сохранив современный уровень материальной цивилизации, то общественно-экономические проблемы, волнующие сегодня народы, несомненно, утратили бы свою напряженность, как и большинство ситуаций, используемых к своей выгоде революционными силами. Это, в свою очередь, привело бы к ограничению исступленной жажды деятельности — прежде всего связанной с экономической одержимостью — и высвобождению нового пространства, что во многом облегчило бы возвращение мира к нормальным условиям.