Томас Карлейль - Этика жизни

XVI. Хотя перед нами много труда, хотя нам предстоит переправа через далекие моря и ревущие пучины, но разве это ничто, если перед нами внезапно показывается полярная звезда на небе, если вечный свет сияет сквозь грозные тучи и бушующие волны, если вдали виден маяк, к которому в течение всей жизни мы неуклонно стремились? Разве это ничто, о, Боже, разве это не все для нас?

XVII. Чего ты, собственно, боишься? Почему ты, крадучись, пробираешься, дрожа и пугаясь, как трус? Презренное двуногое создание! В чем состоит в общем итоге худшее, чего ты можешь опасаться? Смерть? Допустим смерть. И, скажем, муки ада и все, что дьявол и человек может или хочет против тебя предпринять! Разве нет у тебя мужества, разве ты не можешь перетерпеть, чтобы то ни было, и, как дитя свободы, хотя и изгнанное дитя, топтать ногами даже самый адский огонь в то время, как он пожирает тебя? Пусть же совершится, что может. Я пойду всему навстречу и бросаю судьбе вызов.

XVIII. Редко случается, чтобы жизнь человеческая вела к нравственной погибели без того, чтобы главная вина не лежала в неудачном внутреннем устройстве, в отсутствии не столько счастья, сколько хорошего руководительства. Природа не создает ни одного творения, не наделив его в то же время силой, нужной для его деятельности и дальнейшего существования. Всего меньше она забывает о своем шедевре, о своей любимице, о поэтической душе. Поэтому мы и не можем поверить, чтоб какие бы то ни было внешние условия имели возможность в конце загубить душу человеческую, и даже сколько-нибудь существенно повредить его здоровью или обезобразить его внешнюю красоту, если только человеку дарован надлежащий ум. Величайшая сумма несчастий - смерть. Хуже этого ничего не может вместить чаша бытия и горестей человеческих. И все же многие люди всех времен победили даже смерть и взяли ее в плен, превратив ее физическую победу в нравственную победу человека, в печать и бессмертное освящение всего того, что человек совершил в своей жизни.

XIX. Мужественен человек, если он храбро борется, одерживает время от времени маленькие победы, дающие ему бодрость для продолжения борьбы.

XX. Здоровая душа, будь она даже заточена как угодно: в грязной мансарде, в истертом платье, в больном теле или еще в чем угодно, всегда сумеет защитить свою неотъемлемую свободу, свое право побеждать трудности, работать и даже радоваться.

XXI. Свободен тот человек, кто подчиняется мировым законам и в глубине души убежден, что, несмотря на все противоречия, ничего несправедливого с ним не может случиться. Что, вообще, лишь леность да трусливая неверность делают зло возможным. Первой отличительной чертой такого человека является то, что он не противится необходимости и, не возмущаясь, покоряется ей. Как давно уже писал бедный Генри Мартен:

"Ein Wort ist's, oft gesagt und weisheitsvoll:

Wohl dem, der freudig tut und leidet, was er soll".

(Есть слово, часто повторяемое и полное мудрости:

Благо тому, кто радостно работает и страдает, сколько должен).

Радостно! Кто радостно принимает на себя и свой труд, и свои старания, тому лишь одному небесные силы благоприятствуют и нива времени приносит плоды. Слово это было много раз сказано. Все благородные души на свете знали его, и на многих языках старались и нас познакомить с ним. Внутренняя сущность всякой "религии", как бывшей, так и будущей, стремится к освобождению человека. Кто в жизни сей отважится на паломничество, ставя все на карту, посвящая жизнь послушанию Богу и слугам Божьим, отрекаясь от дьявола и слуг его, такой свободный человек пройдет с благочестивым мужеством, несмотря на бурю и грозы, по намеченному пути. Через пустыню Сахару, через мрачную, населенную гальванизированными трупами и горестными созданиями пустыню ведет его путеводная звезда. Его тропа, куда бы ни сворачивали другие, идет по направлению к вечному. У такого человека стоит спросить совета, стоит узнать мнение его о мирских делах. Такие люди, собственно, единственные, кто достоин этого названия. Они всегда были редки. Но прежде их хорошо знали. Теперь их стало много меньше, но они еще не вымерли. Они станут снова многочисленнее, если Бог еще долго будет сохранять нашу планету в обитаемом виде.

XXII. Борись все больше и больше, мужественное, верное сердце, и не уклоняйся от цели ни в несчастье, ни в счастливой судьбе. Делу, за которое ты борешься, - насколько оно истинно и не больше - обеспечена победа. Только то, что в нем ложно, будет побеждено и отстранено, как оно и должно быть.

XXIII. Бодрость, которую мы себе желаем, заключается не в том, чтобы прилично умереть, а чтобы мужественно жизнь прожить. Эта бодрость, если она однажды Богом дана, глубоко запрятаная в души, благодетельным ласковым теплом, питает другие добродетели и дарования, которые без нее жить не могут. Несмотря на все бесчисленные победы под Ватерлоо и тому подобное, мужественный дух стал слабее в людях теперь, чем он был когда бы то ни было. Но совершенно вымереть он не может, иначе род человеческий больше бы никуда не годился. Но тут и там, в различные времена и под разными образами посылаются с неба в мир нам люди, выказывающие необычайную бодрость духа и доказывающие, что и в наше время она еще встречается, она еще возможна и применима.

XXIV. В тесном соотношении с бодростью духа и с мужеством, отчасти исходя из этих качеств, отчасти защищаясь ими, находятся легче познаваемые качества правдивости в речах и мыслях и честности в поступках. Тут происходит обмен влияний, потому что насколько проведение в жизнь правдивости и честности является конечной целью, путеводным огнем душевного мужества, настолько, с другой стороны, они без мужества не могут быть проведены в жизнь никаким способом.

XXV. Нельзя назвать удачным слово "невозможно". От тех, кто часто его употребляет, нельзя ожидать ничего хорошего. Ты жалуешься: "Лев стоит на дороге?" Ленивец, так убей его. Дорога должна быть пройдена. На поприще искусства, практической жизни многочисленные критики доказывают, что отныне, собственно, все дальнейшее невозможно. Что мы раз навсегда вступили в предел постоянных общих мест и должны с этим примириться. Пусть эти критики продолжают доказывать свое, это уж их манера такая. Что за беда? Уже когда было доказано, что стихотворное искусство невозможно, тогда появился Бернс, появился Гете. Будничная, серая жизнь казалась единственной отныне возможной - появился Наполеон и завоевал весь мир. Точным вычислением течений было установлено, что пароходам никогда не удастся проехать кратчайшим путем из Ирландии в Ньюфаундленд: двигательная сила, сила сопротивления, максимум здесь, минимум там, - законы природы и геометрические доказательства. Что могло тут произойти? И тем не менее "Great Western" осветил якори в Бристольской гавани и, смело проехав через Гудзонову пучину, бросил якорь в Нью-Йоpке прежде, чем чернила наших рукописей успели высохнуть. "Невозможно?" - воскликнул Мирабо, отвечая своему секретарю: "Ne me dites jamais се bete de mot". ("Никогда не говорите мне этого глупого слова.")