Александр Сухарев - Хаос и космос в ментальности субъекта

Суть теории изменений Пригожина заключается в том, что при определенных условиях энтропия может обусловливать возникновение порядка, упорядоченного состояния системы.

Таким образом, в естественно-научных исследованиях формулировка «соотношение хаоса и порядка» описывается математическими моделями и является максимально формализованной. Роль субстрата, то есть специфики элементов исследуемых систем, здесь практически не учитывается, изначально формализуется и является второстепенной. По существу, если мы будем говорить о соотношении неупорядоченности и порядка, то смысл данной формулировки не изменится, она будет лишь менее интригующей.

Проблемой, к которой мы обратимся в последующих разделах, является выявление роли не только «хаоса и порядка» в системах, но и роли специфики субстратных элементов ментальности. Этот учет необходим для научных исследований в гуманитарной сфере – индивидуального и коллективного субъекта (личности, культуры, общества и т. п.). В теоретическом построении для гуманитарных систем следует принимать во внимание не только естественно-научные характеристики порядка и неупорядоченности, но и содержание субстратных элементов как образных единиц психического (Шихирев, 1993). Это обеспечило бы необходимую полноту познания субъекта, его индивидуальных и коллективных психических проявлений в сочетании гуманитарного и естественно-научного подходов. Оптимальным было бы использование данного сочетания в рамках единого теоретико-методологического подхода.

Рассмотрим далее, как используются представления о хаосе и порядке в современных гуманитарных исследованиях.

Представление о взаимодействии хаоса и космоса посредством любви (Эроса) имело место у ряда авторов в античности и в эпоху Возрождения (Можейко, 2002, с. 897). Представлению о хаосе неизменно сопутствует интригующий таинственный ореол, а интерес к космосу, начиная с эпохи Просвещения, постепенно снижается. В целом особенность исследований по проблеме хаоса и космоса как в гуманитарной, так и в естественно-научной области, начиная, с эпохи Средневековья, заключается в нарастании интереса к хаосу.

В западноевропейской науке и философии по мере приближения к настоящему времени в исследованиях все более уделялось внимание хаосу и характеру его взаимодействия с космосом, понимаемому как упорядочивание . Следует отметить всплеск интереса к процессу «космизации» бытия в русской естественно-научно-философской и православной литературе начала XX в. (Русский космизм…, 1989, 1993; и др.).

В Средневековье античные представления о хаосе в несколько трансформированном виде рассматривались св. Василием Великим и св. Фомой Аквинским. Например, у св. Фомы Аквинского под хаосом подразумевалась «неоформленная материя», которая в процессе сотворения мира Богом посредством «различения» обрела качество «оформленности» (Фома Аквинский, 2014, с. 14–27).

В философии Нового времени тему хаоса можно встретить у И. Канта, Ф. Шеллинга, Г. Гегеля. Гегель определял хаос как «движущееся единство непосредственного», которое еще «не есть субъект» (Гегель, 1977, с. 128).

У Канта проблема хаоса рассматривалась относительно более конкретно. Он придерживался античных представлений о том, что мир возник из хаоса (Кант, 1963а, с. 98). Хаос философ понимал как состояние природы после сотворения мира (Кант, 1963а, с. 117). Кант рассматривал хаос как некую первичную основу для развития; хаос является необходимым условием развития, он содержит в себе как вещество, так и импульсы для развития. Кроме того, хаос есть то, что преодолевается в процессе развития, а развитие создает из хаоса порядок, хотя и временный, который может перейти в беспорядочное состояние . Таким образом, Кант понимал развитие как возникновение порядка из хаоса .

По Канту, наша планета после своего непосредственного возникновения еще долгое время представляла собой абсолютный хаос, в котором неупорядоченным образом действовали силы природы (Кант, 1966, с. 237). У Канта, в отличие от Шеллинга, хаос понимается как сотворенный Богом.

Существенно, что, согласно Канту, хаос не может не привести к гармонии, но в нем содержатся определенные самоорганизующиеся элементы; в качестве движущей силы в создании гармонии Кант определял разнородность. Он утверждал, что единообразие и покой не способны привести к гармонии. Важным является то, какое место отводил Кант в процессе самоорганизации субъекту – человек может быть лишь сторонним наблюдателем в данном процессе . При этом Кант полагал, что « природа сама в своем развитии стремится от состояния хаоса перейти к порядку» (Кант, 1963б, с. 446).

Шеллинг рассматривал созерцание и осмысление хаоса как необходимое условие для развития человека. Из созерцания человеком хаоса, согласно Шеллингу, возникла философия (Шеллинг, 1989, с. 197). Философ понимал хаос как возвышенный символ бесконечного, примером чего является природа. Она «возвышенна вообще в своем хаосе, в запутанности своих явлений вообще» (там же, c. 171).

Одними из первых мыслителей, охарактеризовавших «нерв» современного мирочувствования эстетически, были композитор Рихард Вагнер, воплотивший в музыкальной форме идею «гибели богов», и философ Фридрих Ницше, с его пафосом упадка западноевропейской культуры и ее всеобщей рационализации. Эти культурологические идеи получили дальнейшее развитие в монументальном произведении Освальда Шпенглера «Закат Европы» (1993), в концепции Мартина Хайдеггера (1993), работах Теодора Адорно (1947) и других философов.

Выдающийся культуролог XX в. Йохан Хейзинга полагал, что наилучшее общее описание современной общественной и культурной жизни может быть представлено метафорически, точнее, как медицинская метафора. Он писал: «Ясно как день, что наше время страдает лихорадкой. Может быть, это лихорадка роста? Кто знает! Дикие, бредовые фантазии, бессвязная речь. Или же перед нами нечто большее, серьезнее, чем скоропреходящее возбуждение мозга? Нет ли тут оснований говорить о навязчивых галлюцинациях как результате глубокого поражения центральной нервной системы? Будучи отнесена к явлениям современной культуры, каждая из этих метафор имеет свой совершенно определенный смысл… Мы живем в эпоху одержимости… Повсюду царит сомнение в прочности общественного устройства, внутри которого мы живем, неясный страх перед ближайшим будущим, ощущение упадка культуры и грозящей миру гибели…» (Хейзинга, 1992, с. 265). Периоды расцвета культур Эллады, Средневековья и Ренессанса Хейзинга рассматривает как эпохи «равновесия и гармонии», противопоставляя их современному «расстройству и смятению». «Это не одни кошмары, что посещают нас в ночную пору… Это и трезвые рассуждения, взвешенные на весах наблюдения и здравого смысла. Нас прямо-таки захлестывают события. Мы воочию видим, как шатается все то, что казалось прежде незыблемым и священным: истина и человечность, право и разум… В настоящее время сознание того, что мы переживаем острый, гибельный кризис культуры, проникло в самые широкие слои общества. Сигналом тревоги для неисчислимой массы людей во всем мире стал „Закат Европы“ Шпенглера» (там же, с. 245–247). Мироощущение Хейзинги отражает осознание надвигающегося хаоса, разрушающего привычные смыслы.