Жакоб Рогозинский - Джихадизм: назад к жертвоприношениям

Иногда мы говорим, что джихадизм – следствие колониализма. Сложно найти более наивное «объяснение». Жестокость и высокомерие европейских колонизаторов испытали на себе все народы Америки, Африки, Сибири; некоторые добились независимости путем вооруженной борьбы. И только в исламском мире из всего этого вырос диспозитив террора, поставивший себе целью уничтожение Запада. Просто так это случиться не могло. Очевидно, что диспозитив террора не чужд исламу – он объясняет себя через него, заимствует его язык и содержание. Джихадизм всецело принадлежит исламу, хотя и не составляет его подлинную суть. Такова одна из его сторон – определенно малопривлекательная – наряду с прекрасной духовностью суфиев и рационализмом Аверроэса. Но, как мы увидим в дальнейшем, это отнюдь не значит, что она столь же легитимна , как другие течения в исламе.

Многие по-прежнему отказываются признавать какую-либо связь джихадизма и ислама. То есть на антимусульманскую позицию находится ответная, не менее распространенная. С каждым новым нападением, с каждым новым преступлением джихадизма ее приверженцы все глубже убеждаются, что у него «нет ничего общего с исламом». И можно понять, когда это мусульмане, искренне осуждающие террор: в них говорит желание отстраниться и отвергнуть то, что представляется жуткой карикатурой на их религию 4 4 Некоторые исследователи используют термин «объектификация» для описания этих процессов. По мнению авторитетных исламоведов Дейла Эйкельмана и Джеймса Пискатори, в процессе объектификации у большого числа верующих на первый план выходят следующие вопросы: «Какова моя религия?», «Почему это важно в моей жизни?» и «Как мои убеждения направляют мое поведение?». Подобные тенденции могут быть обнаружены и в других религиозных традициях, однако именно для понимания процесса формирования мусульманской идентичности особую роль в современных условиях играет не только духовный поиск, но и политическая сфера ( Eickelman D., Piscatori J. Muslim Politics. New Jersey: Princeton University Press, 1996. P. 38–39). – Примеч. ред . . Но когда такую позицию продвигают ответственные политики или интеллектуалы, этого понять нельзя. Тогда она не выражает ничего, кроме отрицания, настойчивого отказа узнать или хотя бы назвать своего врага по имени.

Подобное отрицание опирается на странный, выдуманный западными экспертами и для Запада термин «исламизм». Крохотный «-изм» будто бы позволяет отделить зерна от плевел и развести ислам , религию «мира и терпимости», и этот жуткий исламизм , повинный во всех наших бедах. Увы, в мусульманском мире такое разграничение едва ли применимо – в первую очередь по той причине, что арабский язык не отличает «исламистского» от общепринятого «исламского». Само понятие «исламизм» – попросту жупел, избавляющий нас от необходимости искать связь между джихадизмом и мусульманской религией. Поэтому для обозначения тех мусульман, которые претендуют на возвращение к основам ислама, я предпочитаю термин «исламский фундаментализм». Это выражение отсылает к самым разным его течениям от ваххабизма в Саудовской Аравии и «Братьев-мусульман» 5 5 Организация запрещена в РФ. – Примеч. ред . до наиболее фанатичных джихадистов и различных направлений салафизма. По крайней мере, оно не отрицает их общую принадлежность к исламу: так же как индуистский фундаментализм остается внутри индуизма, мусульманский не перестает быть частью ислама. Почему нам так сложно это признать?

На следующий день после нападения в январе 2015-го 6 6 Речь также идет о нападении на редакцию Charlie Hebdo. – Примеч. пер. наш президент торжественно объявил, что нужно «избегать обобщений» и что эти акты «не имеют ничего общего с мусульманской религией». Несколько месяцев спустя Ален Бадью, пытаясь «осмыслить убийства 13 ноября» 7 7 Печально известная серия терактов в Париже и его пригороде 13 ноября 2015 года, которая привела к наибольшему числу жертв во Франции со времен Второй мировой войны . – Примеч. пер. , также заявил, что «было бы неразумно сваливать всю ответственность на ислам». В своей книге «Наша боль уходит глубже» 8 8 См.: Badiou A. Notre mal vient de plus loin. Fayard, 2016. он называет убийц обычными бандитами-неудачниками, одержимыми «западными желаниями» – «красивой жизнью», «красивыми тачками, бабками, девицами». В состоянии фрустрации это желание превращается в «фашистскую субъектность» и нигилизм убийцы. Будто он не слышал, что взорваться – отнюдь не лучший способ обзавестись машиной и деньгами… Вместо того чтобы смешивать их с гангстерами и фашистами, лучше задаться вопросом, насколько близок «жертвенный героизм» джихадистов тому, что породило, хоть и на иной лад, революционные ополчения и отряды хунвейбинов. Как бы то ни было, для Бадью все предельно ясно: для джихадистов, утверждает он, «религия – не более чем фасад», «предлог и риторическая фигура, манипулирующая и манипулируемая» какими-то другими интересами. Старая марксистская пластинка: религия – это идеологическая надстройка, отражающая классовые интересы и их же маскирующая. Его не волнует, что она может являться чем-то больше маски и симулякра, питать восстания и говорить об истине и преданности этой истине.

Представляется, что тезис об отсутствии всякой связи между джихадизмом и исламом прямо противоположен антимусульманской риторике. Но мы покажем, что рождает их одно и то же недоразумение. Неважно, хотим ли мы обвинить ислам во всех бедах или, наоборот, оправдать, их изначальное предположение заключается в том, что в религии нет ни капли истины , лишь иллюзии – опасные, но на деле пустые. Это недоразумение пришло из эпохи Просвещения. Начиная с XVIII века европейские интеллектуалы берут за привычку считать религию обманом или в лучшем случае заблуждением. Не придавая ей никакой внутренней значимости, религию всегда объясняли внешними причинами: отчуждением, экономическим базисом, волей к власти, коллективным бессознательным… Будучи иллюзией, религия была обречена на исчезновение, и научный прогресс должен был вскоре рассеять этот пустой фантом.

Но ведь и наивная убежденность, что мы избавимся от иллюзий, покончим с верой и закроем вопрос о религии, – тоже иллюзия. Фрейд, бесспорно, был человеком Просвещения. Он считал себя атеистом и настаивал, что религия – это «коллективный невроз», инфантильная, лишенная будущего иллюзия. Однако у него это не значило, что она является простой ошибкой, поскольку источник этой иллюзии он находил в подавляемых желаниях или потаенных воспоминаниях. Как в неврозах и психозах, в иллюзии религии присутствует «зерно истины»: она свидетельствует об изначальном событии, травматическом воспоминании об учредительном убийстве. Вместо того чтобы навсегда заклеймить религию как ложь, Фрейд предлагает осмыслять ее проявления в некоем единстве истины и иллюзии, где вторая меняет и прячет первую. Изменение играет ключевую роль: я бы сказал даже, что оно – своего рода антитезис изначальной истины , через которую последняя выражает себя. Так, существует истина ислама, христианства и других религий. Это не значит, что всё написанное в Коране, Библии и Ведах является правдой в буквальном смысле: проявляя себя, их истина всегда преломляется и требует интерпретации.