Геннадий Шикунов - Иллюзия. Ещё раз о евреях, иудеях и прозелитах

По библейскому тексту Моисей был гневливым и вспыльчивым человеком. Фрейд говорит: «Поскольку такие качества не служат прославлению, они могли соответствовать исторической истине».

Собственно говоря, происхождению Моисея можно было придумать более интересную версию.

Второй Моисей представляет другого бога, грубого, бездушного местного бога, жестокого и кровожадного – зять медиотянина, который… Зачем такой путаный рассказ? Не уловка ли Фрейда, чтобы удержать детективным сюжетом внимание читателя? Мы имеем дело с психиатром и психологом, который посвятил загадкам психики всю жизнь. А это не слишком сложная загадка.

И загадка эта заключается в том, что досужий читатель захочет распутать этот клубок, разложить всё по полкам и понять, зачем же всё это. Пока читатель будет делать это, он настроится на язык, стиль и, дойдя до главного, будет готов воспринять его – установки, ради которых и написана эта книга. Установок много, но вот одна из них: «Насколько нам удалось понять, в Египте монотеизм вырос как побочный продукт империализма, бог был отражением фараона, неограниченно управляющего огромной мировой державой. Не были ли политические обстоятельства евреев в высшей степени неблагоприятны для дальнейшего движения от идеи бога обособленного народа к идее универсального вседержителя, и по какой-то причине эта крошечная и немощная нация дерзнула выдавать себя за привилегированного любимца великого властителя?» Вероятно, идея «вседержителя» слишком пришлась народу по душе. Думаю, Фрейд правильно сделал этот вывод.

В работе о Моисее привлекает то место, где Фрейд описывает формирование человеческих неврозов. «Ранняя травма – защита – латенция – вспышка невротической болезни – частичное возвращение вытесненного: так выглядела схема развития невроза, установленная нами. Теперь попросим читателя допустить предположение, что в жизни рода человеческого случилось нечто подобное происходившему в жизни индивида», – говорит Фрейд, и затем более полувека подтверждают то же самое другие учёные, уходя далеко вперёд в изучении этого вопроса.

Далее Фрейд говорит: «Полагаю, мы в состоянии расшифровать эти процессы и можем показать, что их симптомоподобными результатами являются религиозные явления». Если сделать предположение, как любил делать Фрейд, и немного сдвинуть изложенное им, основываясь на нём же, то можно сделать вывод, что поведению народа можно приписать невроз или следующую ступень развития болезни с проявлением навязчивой идеи.

Если это принять за реальность, то всё становится на место. Фрейд, говоря о религии, расставляет точки над «i», подтверждает, что религия «овладела этим народом, сохранялась им как самое ценное достояние и теперь, в свою очередь, поддерживает жизнь народа, наполняя его гордостью избранничества. Это – религия праотца, с которой связана надежда на воздаяние, на особое положение, наконец, на мировое господство. Это последнее – фантазия-желание, давно оставленная еврейским народом, ещё и сегодня продолжает жить у врагов этого народа в виде веры в заговор „сионских мудрецов“. Мы оставляем за собой право в одной из последующих глав описать, как особые качества заимствованной в Египте монотеистической религии должны были влиять на еврейский народ и долгое время формировать его характер путём отторжения магии и мистики, побуждая его к совершенствованию духовности, подталкивая к сублимации, как народ воодушевляло обладание истиной, наполняло силой сознание избранности, обеспечивая почитание интеллектуального и особое внимание к этическому, и как прискорбная судьба, реальные разочарования этого народа могли усиливать такие тенденции».

Интересно, почему Фрейд иногда с «я» переходит на «мы»? Нельзя ли сделать вывод, что эта работа имеет коллективный характер? К этим вопросам присоединяются ещё: совершенствовалась ли духовность народа? Отказался ли всё-таки народ от фантазии-желания? Было ли (есть ли) это просто фантазией-желанием?

О христианстве Фрейд говорит: «В некоторых отношениях новая религия означала отступление культуры по сравнению с более старой, иудаистской, как это всегда имеет место при вторжении или при приёме новых человеческих масс более низкого культурного уровня. Христианская религия не сохранила высоты духовности, до которой дорос иудаизм. Она уже не была строго монотеистической, от окружающих народов переняла многочисленные символические обряды, вновь восстановила великое материнское божество и нашла место для размещения многочисленных образов богов политеизма в прозрачной оболочке, хотя и в подчинённом положении. Прежде всего, подобно атоновской религии и следующей за ней религией Моисея она не отгораживалась от проникновения суеверных, магических и мистических элементов, которые должны были стать тяжким препятствием для духовного развития последующих двух тысячелетий».

Опять вопросы: почему Фрейд считает Грецию и Рим человеческими массами «более низкого культурного уровня»? Почему Фрейд не приходит к выводу о деградации египетской культуры, когда имело место не просто вторжение отсталых по культурному уровню еврейских племён в культуру народа, находившуюся в самом пике своего развития, а имел место перенос одной культуры на носителя другой? Если говорить о духовности, то обладает ли вообще иудаизм духовностью, если допустить мысль, что христианство – хорошо продуманный ход для завоевания позиции «вседержителя»?

«Впрочем, – говорит Фрейд, – хорошее правило психоаналитической работы состоит в том, чтобы довольствоваться объяснением наличного и не пытаться объяснить то, что не имело места». Интересно, а зачем же Фрейд делает почти немыслимые предположения, а затем, порассуждав о них, принимает их за отправной материал? «Нельзя втереться в доверие, предлагая ему в одной книге дважды одно и то же. Это результат неумения, упрёк за которое нужно принять». Это не для большого мастера. Значит, есть другой смысл в работе.

Одна из главных причин написания работы – это связать напрочь судьбу народа с религией, которая связывает огромную часть человеческой популяции. Фрейд смакует величие народа – «избранника» бога. Он приписывает и пытается заставить поверить в великолепные качества евреев. Фрейд ещё и ещё раз хочет навязать мысль об исторической неизбежности превосходства еврейского народа.

Вспомните высказывания Штейнзальца о новоязе, о значении навязанных понятий, которые блокируют развитие самосознания. И Фрейд блестяще делает это, рассуждая о религии, о еврейском народе, его предназначении в истории народов, его высокомерии и т. д. и т. п.