Марина Суровцева - Мир с точки зрения Льва Толстого

Так, еще в молодости, как мы видели, Толстой делает для себя вывод, что Бога нельзя определять как «существо». И, однако, много позднее он все-таки не раз называет Бога этим словом. Но – оговоримся – только в дневниковых записях, для себя. Из всех определений Бога, которые мы находим в дневниковых записях Толстого (Всё, Целое, начало Всего и др.), единственное, в котором он не сомневается и которое считает для себя верным, это определение Бога как чего-то «непостижимого». Это, в частности, подтверждает личный врач Толстого Д. П. Маковицкий, последние годы жизни писателя проживавший в Ясной Поляне и записывавший все его разговоры. Так, в 1908 году – за два года до смерти Толстого – он записал его буквальное высказывание: «Познание Бога невозможно».

Еще в юности Толстой отрицал человекоподобность Бога; религиозное представление о человеке, созданном по образу и подобию Божьему, не было ему близко. Писатель не изменял этого представления на протяжении всей своей последующей жизни. Так, 13 июля 1904 года он записал в дневнике: «Наш Бог <���…> страшно антропоморфичен, выдуман нами по нашим слабостям. Бог, тот, которого я не то что сознаю, не то что понимаю, а тот, существование которого для меня неизбежно, хотя я ничего не могу знать про него, как только то, что он есть, этот Бог для меня вечно непознаваемый <���…>. Я сознаю нечто вневременное, непространственное, внепричинное, но я никакого права не имею называть это Богом, т.е. в этой невещественности, вневременности, непространственности, внепричинности видеть Бога и его сущность. Но начало <���…> этой сущности может быть и должно быть совсем иное и недоступное мне. <���…> Нет Бога, которого я могу просить, который обо мне заботится, меня награждает и карает, но зато я не случайно явившееся по чьей-то прихоти существо, а я орган Бога. Он мне неизвестен, но мое назначение в нем не только известно мне, но моя причастность ему составляет непоколебимую основу моей жизни» (55, 51). Эти слова говорят о том, что главным для Толстого было ощущать единство мира («я не случайно явившееся по чьей-то прихоти существо, а я орган Бога»). Человека Толстой представляет себе как одно из «делений» Бога, то есть как часть единого целого – одна из дневниковых записей отражает усилия писателя понять, «что же такое этот Бог, т.е. вечное, бесконечное, всемогущее, сделавшееся смертным, ограниченным, слабым? Зачем Бог разделился сам в себе?»; «все, что мы знаем, есть не что иное, как только такие же деления Бога» (53, 131). Эту мысль предельно лаконично и четко Толстой выразил в одной из самых последних своих записей за несколько дней до смерти: «Бог есть неограниченное Всё, человек есть лишь ограниченное проявление Его» (58, 234).

Все эти высказывания свидетельствуют: для Толстого не было никаких сомнений в том, что человеческую жизнь определяет не сцепление случайностей, а некие закономерности, управляющие живой и неживой природой, а также материальной и духовной стороной жизни человека – все подчиняется одному и тому же закону. И закон этот – Бог (вспомним тут запись 18-летнего Толстого, что Бог – это «закон, сила»), где Бог скорее понятие философское, чем религиозное, потому что его присутствие в мире помогает человеку выбрать правильный жизненный путь – путь следования добру, руководствуясь нравственными законами, и прежде всего законом, связывающим людей между собой взаимной братской любовью.

Любовь к людям, уверен Толстой, присуща человеку изначально, так как она является одним из проявлений Бога в человеке: это духовная человеческая ипостась, в отличие от ипостаси биологической. «…все люди живут одним и тем же духом, но все разделены в этой жизни своими телами. Если люди понимают это, то стремятся к соединению друг с другом любовью» (37, 231).

По мысли Толстого, человек связан с Богом потому, что в каждом есть Божественная частица. «Душа человеческая, – пишет Толстой в книге „Путь жизни“, – будучи отделена телом от Бога и душ других существ, стремится к соединению с тем, от чего она отделена. Соединяется душа с Богом все большим и большим сознанием в себе Бога, с душами же других существ – все большим и большим проявлением любви. <���…> Сойтись по-настоящему люди могут только в Боге. Для того, чтобы людям сойтись, им не нужно идти навстречу друг другу, а нужно всем идти к Богу» (45, 74). По Толстому, связь с Богом в христианстве осуществляется через нравственное учение Христа. Бог же – метафизическое обоснование этого учения. Именно его присутствие в мире делает неизбежным, необходимым существование нравственного закона в душе человека.

***

Когда-то в далекой молодости Толстой высказал в дневнике потрясающее предвидение – эта запись от 2, 3, 4 марта 1855 года хорошо известна: «Вчера разговор о Божественном и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта – основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущего блаженства, но дающей блаженство на земле» (47, 37). Тут высказана целая программа, обрисованы черты будущей «новой религии» – именно эту программу Толстой осуществил к концу жизни. Его религиозное мировоззрение было достаточно четко сформулировано в «Ответе Синоду», написанном в 1901 году в связи с его отлучением от церкви:

«То, что я отвергаю непонятную Троицу <���…> и басню о падении первого человека, кощунственную историю о Боге, родившемся от Девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо. Бога же – Духа, Бога – любовь, единого Бога – начала Всего, не только не отвергаю, но ничего не признаю действительно существующим, кроме Бога, и весь смысл жизни вижу только в исполнении воли Бога, выраженной в христианском учении». «Верю в то, что воля Бога, – говорит далее Толстой, – яснее и понятнее всего выражена в учении человека Христа, которого понимать Богом и которому молиться считаю величайшим кощунством. Верю в то, что истинное благо человека – в исполнении воли Бога, воля же его в том, чтобы люди любили друг друга. <���…> Верю в то, что смысл жизни каждого отдельного человека поэтому только в увеличении в себе любви, что это увеличение любви ведет отдельного человека в жизни этой все к большему и большему благу <���…>, содействует установлению в мире Царства Божия, т.е. такого строя жизни, при котором царствующие раздор, обман и насилие будут заменены свободным согласием, правдой и братской любовью между собою» (34, 248—252).

Толстой изложил здесь совершенно кратко и ясно суть своего религиозного мировоззрения. А известный толстовед Л. Д. Опульская (ныне покойная) в своих комментариях к трактату Толстого «О жизни» в 22-томном собрании сочинений Толстого привела собственные слова писателя, которые еще более коротко и доступно объясняют реальное содержание толстовской религиозной терминологии: «Когда я говорю религиозный человек, я имею в виду просто высоконравственный человек»; «когда я говорю Бог, я имею в виду добро»; «когда я пишу о царстве Божием, я имею в виду нравственные отношения между людьми» 2. Эти слова свидетельствуют о том, что в религии Толстого больше всего привлекало моральное учение, только следуя которому человечество может вступить на путь к царству Божию. И конечно, это говорило об отрицании Толстым ортодоксального православия и его ритуалов.