Игорь Тарквимада - Утопическая элегия. Эпос

– Кев, я не понял, – перебил я его, – Вы сейчас рассказываете о своем мире или в искаженной форме освещаете мой? Что-то подобное происходило и в Мире, откуда я прибыл.

– Я говорю о своем, но параллели могут существовать. Так вот, прошло время, много времени, и опять начали объединятся Сорийцы под властью чужеземцев. Но, к сожалению, закрепилась у Сорийцев рабская натура, плохо стало жить Сорийцам без кнута. И повелось в истории Сории, как злой правитель над ними, так чтят они его и восхваляют, как добрый правитель, так гонят они его. Если кто нес им свободу, забивали они его и гнали со своей земли, а кто сильнее их угнетал, лебезили и пресмыкались перед ним. Как-то герой одной летописи решил каторжников освободить, разогнал он их стражников, а с них оковы сбил, так они его в знак «благодарности» камнями закидали. Чем сильнее правитель угнетал народ Сории, тем величественнее был он для них. Если же правитель доброту проявлял к ним, дураком его считали. Как-то пришел на Сорийскую землю новый враг, царем у них Аполион был. И хотел тот Аполион освободить крестьян Сорийских от рабства, в котором они были у своих Сорийских господ. Так крестьяне Сорийские, все как один, на борьбу с этим Аполионом поднялись и побили его, а потом гордились, что не позволили снять с себя оковы рабства. А господа их в знак благодарности еще сильнее гнет свой над ними усилили.

Шло время, власть менялась, то одно политическое направление было, то другое, но рабская натура Сорийская не исчезала, потому что рабом проще быть. По приказу ешь, по приказу спишь, по приказу работаешь и не надо ни о чем думать. Все за тебя решают. Не надо думать, что плохо, а что хорошо, за тебя это решат и скажут. Пусть забивают кого-то, значит он плохой. Главное, что бы меня не трогали. Пусть в рабстве, на коленях, но кормят же. Что называется по принципу, «Авось, была, не была».

Время шло. Появился на Сорийской земле новый правитель – Талий. Талий этот вроде бы и слова говорил правильные, хорошие, о счастье народном, знал он, что народу надо, как счастливым его сделать. Заслушался его народ Сорийский, возвеличил его, чуть ли не Богом его провозгласил. А Талий этот полстраны в тюрьмы и лагеря каторжные посажал и все это под эгидой борьбы со злом. А те, кто в лагеря каторжные еще не попали, считали, что правильно он делает, он их же от зла оберегает, пока сами там не оказывались. Но все равно считали его Богом, так как кормил он их и поил, и сроки жизни им отмерял, и не надо им было, ни о чем думать, жили как бараны в стойле, ели и спали, пока их не убивали. Не нужна им была свобода, при которой самим надо было думать, что такое хорошо, а что такое плохо. А вдруг ошибешься? На кого тогда вину свою сваливать? Вдруг сам виноват окажешься? А себя винить очень тяжело! А так хозяин все за тебя решит и виновного найдет, и накажет, а тебя еще покормит. И вся забота только и есть, что сидеть трястись, что бы вдруг сам виновным не оказался. А, что бы им не оказаться надо сильнее прогибаться перед хозяином, раболебствовать усерднее. Чтоб подольше пожить, да послаще поесть. А это все проще, чем встать с колен и трудом своим честным, а не лизоблюдством хлеб насущный себе добывать и решать самому, что же такое хорошо, а что такое плохо, а что еще хуже, сам окажешься плохим человеком и делаешь все плохое не по указке хозяина, а по велению своей черной души, тогда отвечать придется и перед людьми и перед Богом, а отвечать то ой как не хочется, ой как не хочется признавать себя подонком, ведь исправляться надо будет. А так живешь подлецом и вроде вины твоей в этом нет, потому что так хозяин велит, а у тебя вроде бы, как и выхода нет, что я могу сделать, от меня ничего не зависит, у меня выхода нет – я раб. А выход есть всегда. Только этот выход уж больно тернист, больно может быть, а я больно не хочу лучше уж пусть другому больно будет, а я позлорадствую.

Хотя, конечно, в качестве некоего оправдания духовно- нравственного состояния Сорийского народа, хочу сказать, что на его моральный облик повлияла еще и геополитическая ситуация. Геополитические интересы Сории всегда были важнее личностных. Это происходило от того, что Сория в начале своего зарождения всегда была под гнетом из вне. Поэтому Сорийский народ не обращал внимание на местное закабаление, а старался избавиться от внешнего. Так во всех странах нашей планеты происходили крестьянские восстания против закрепощения, и только в Сории крестьянин покорно молчал и не протестовал против внутреннего рабства. Так как его всегда отвлекали на внешнего врага и интересы государства, так сказать, геополитические интересы, власть имущих всегда ставились выше интересов народа. Постоянный страх перед внешним врагом и защита от него у Сорийского крестьянина зависела от его господина, и поэтому рабское закабаление на первом его этапе у смерда ассоциировалось с защитой от внешнего врага. По принципу долгосидящего заключенного – лучше я буду в тюрьме, где кормят, поят, одевают, предоставляют крышу над головой, водят на работу, говорят, когда отдыхать, ограждают от всех житейских проблем, только бы не идти в общество, где надо самому о себе думать, заботиться и решать проблемы.

Сорийцы, раболепствовали перед своими господами, но никогда не склоняли головы перед внешним врагом, бились до последнего, не думая о том, что несет им иноземец: добро или зло. Сориец, лучше умрет, чем поклонится врагу, который придет к нему со злом. Генетическая непримиримость внешнего навязывания, не позволяла Сорийцу принять иноземную волю. Если Сорийскому человеку грозили кулаком, то этот кулак, не пугал его, не подавлял его волю, а действовал, как красная тряпка на быка, и, в конечном счете, этот кулак оказывался в глотке грозящего. Но в тоже время Сориец, всегда принимал с распростертыми руками страждущего и отдавал ему последнее, так как душа Сорийца соответствует размерам его родины, а родина его большая и не оскудеет она никогда, и можно раздавать все и всем, но только добровольно, от души.

Тут Кев немного задумался, а потом продолжил с еле заметной улыбкой:

– Но вернемся к сухой истории без лирики, а то я Вас, наверное, немного утомил своим экскурсом в духовность Сорийского человека.

– Нет, нет нисколько, – ответил я, – продолжайте говорить, что считаете необходимым, тем более некоторые ассоциации у меня появляются и с историей моего мира.

– Хорошо, – опять начал свое повествование Кев. – Так вот, как-то пришел на Сорийскую землю новый правитель, звали его Ардачев. Человек вообще-то неплохой, конечно у него были недостатки. Он был человек, по большому счету, наивный, но не лишенный амбиций. И вот он решил, что может дать Сорийскому народу свободу. Дать рабу свободу своим волевым решением. Но придя к такому решению, он не проанализировал сущность Сорийского человека. Не проанализировал историческое развитие Сорийской нации, что только под жестким гнетом своего господина Сориец чувствует себя комфортно. Он может возмущаться, быть недовольным оковами, которые на нем надеты, роптать, но подсознательно понимать, что без оков, он станет не управляем. Как говорится, не приведи Бог пережить Сорийскую необузданность. Ведь свобода у Сорийца ассоциируется с вседозволенностью, безнаказанностью. Что собственно и произошло. После объявления свободы начался беспредел и неимоверный разгул преступности, отношения между людьми стали по принципу «человек, человеку – волк». Кто сильнее, стал отнимать у более слабого и гордиться этим. Кто много нахапал материальных ценностей, кто потерял совесть и нравственность, теми стали восхищаться и называть их «сильные мира сего», а те, кто продолжал честно работать, но не мог похвастаться большими материальными благами, так как не стал торговать своей честью и совестью, тех стали называть неудачниками, лохами. И произошло дикое расслоение в Сорийском обществе. Одни разбогатели, но потеряли нравственность, совесть и душу, а другие обнищали, и от этой нищеты некоторые приобрели злобу и зависть. И хотя на первом этапе насильственной свободы еще были люди с честью и совестью, но со временем их становилось все меньше и меньше. Страна разваливалась.