Сергей Безыменный - Трагизм и парадоксальность бытия. «Грусть от того, что не видно добра в добре». (Н. Гоголь)

Религиозное откровение имманентно* философскому познанию, как внутренний свет. А настоящая философия человечна, в ней всегда есть элемент человеческой свободы, однако философия это не откровение, а свободная реакция человека на откровение. Если философ христианин и верит в Христа, то он совсем не должен согласовывать свою философию с теологией православной, католической или протестантской, но он может приобрести «ум Христов», что сделает его философию иной, чем философия человека, который ума Христова не имеет. И, конечно же, откровение не может навязать философии никаких идеологических построений, но может дать ей опыт, обогащающий познание. Таким образом, философия может быть только свободной и не терпит принуждения. В каждом своем акте познания она свободно стоит перед истиной и не терпит никаких преград и ограничений. В основании философского познания лежит опыт жизни духа. Поэтому, такое познание является посвящением в тайну бытия, в мистерии* жизни. Оно есть свет, блеснувший из бытия и в бытии. Совершенно очевидно, что познание не может из себя, из своего понятия создать бытие. А религиозное откровение означает, что бытие открывает себя познающему.

Итак, философия это особая сфера духовной культуры, отличная от науки и религии, но находящаяся в сложном взаимодействии с ними. Трагедия философского познания в том, что освободившись от более высокой сферы бытия, от религии, от откровения, философия попадает в еще большую тяжкую зависимость от сферы низшей, от положительной науки и научного опыта. Никто не отрицает, что философия должна считаться с развитием наук и должна учитывать их результаты. Но из этого не следует, что она должна подчиняться наукам и уподобляться им в своих высших созерцаниях. Для философии мир раскрывается иначе, чем для науки и мир познания ее совсем иной.

Философия также это любовь к мудрости, и раскрытие ее в человеке является творческим прорывом к смыслу бытия. Следовательно, философия не является ни теологией, ни наукой, она есть она сама, и живет и дышит свободным движением. И, конечно же, настоящая философия только та, в основании которой лежит духовный и нравственный опыт, и которая не является игрой ума. Интуитивные прозрения даются только философу, который познает целостным духом.

Главный признак, отличающий философское познание от научного, нужно видеть в том, что философия познает бытие из человека и через него, и в человеке видит разгадку смысла, наука же познает бытие как бы вне человека, отрешенно от него. Поэтому для философии бытие есть дух, а для науки бытие есть природа. И потому, философская антропология* является центральной частью философии духа. Основной же признак философии духа тот, что в ней нет объекта познания. Познавать из человека и в человеке означает не объективировать (по Бердяеву*). И тогда открывается смысл. Все, что есть для меня предмет, лишено смысла. Смысл лишь в том, что во мне и со мной, то есть в духовном мире. И потому, освобождение философии от всякого антропологизма* это ее умерщвление. Так как бытие раскрывается только в человеке и через него, то человеку принадлежит примат* над бытием, понятому объективно, и только тогда раскрывается дух. Бытие, которое не есть дух является тиранией натурализма*. Такая философия делается отвлеченной и теряет связь с источниками жизни. Сам же человек погружен в первожизнь и ему даны откровения о мистерии первожизни. Только в этой глубине философия соприкасается с религией внутренне и свободно.

Однако познание бытия в человеке и из человека ничего общего не имеет с психологизмом, который наоборот есть замкнутость в природном, объективированном мире. Речь идет не о психологизме, а о трансцендентальном* антропологизме. Так, как трансцендентальный человек (по Бердяеву), то есть, внутренний человек, является предпосылкой философии, то преодоление человека в философии значит упразднение самого философского познания. Очевидно, что человек бытийствен, в нем бытие и он в бытии, но и бытие человечно, и потому только в нем я могу раскрыть смысл, соизмеримый с моим постижением. Смысл же вещей открывается не вхождением их в человека, при его пассивной установке к ним, а его творческой активностью, прорывающейся к смыслу бытия за мир бессмыслицы. И это ясно, так как в предметном, вещном, объектном мире смысла нет. Смысл раскрывается из активности человека и означает открытие человекоподобности бытия. Внечеловеческое идеальное бытие бессмысленно. А это значит, что смысл открывается в духе, не в предмете, не в вещи, не в природе, только в духе бытие человечно. Таким образом, если познание происходит с бытием, то в нем активно обнаруживается смысл, то есть, просветление тьмы бытия. Итак, философское познание это сама духовная жизнь, которая происходит с тем, что познается.

Сознание человека предполагает отношения субъекта и объекта. Но само противоположение субъекта и объекта уничтожает бытие. В объективировании умирает всякая жизнь и бытие исчезает. Рациональное познание это объективирование, но в объективировании цель познания не достигается, в этом его трагедия, которую многие философы отлично сознавали и формулировали так: бытие иррационально и индивидуально, познаю же я всегда рациональное и общее. Таким образом, объект оказывается совершенно чуждым субъекту и противоположным ему. Они находятся в состоянии логической коррелятивности*, то есть, друг без друга не существуют и вечно противополагаются и противопоставляются. Именно объективирование будет уничтожением смысла, так как к смыслу нужно приобщиться.

Таким образом, основной вопрос познания это вопрос об отношении между трансцендентальным сознанием и человеком, живой и конкретной человеческой личностью. Однако, остается совсем непонятным как трансцендентальное сознание овладевает психологическим сознанием, и наоборот, как психологическое сознание возвышается до трансцендентального.

Итак, основной, изначальной проблемой философии является проблема человека и его познания, его свободы и его творчества. Именно в человеке скрыта загадка бытия и загадка познания. Человек и есть то самое загадочное существо из мира необъяснимое и невероятное, через которое только и возможен прорыв к самому бытию. Человек сам является носителем смысла, несмотря на то, что он и падшее существо, в котором смысл поруган. Однако, падение возможно лишь с высоты, и потому, падение человека является знаком его высоты и величия. И даже в падении человек сохраняет печать своего высокого положения, оставляя за собой возможность высшей жизни, возможность познания, возвышающегося над бессмыслицей мира. Как уже было отмечено, антропологизм не преодолим в философии и человек не устраним из познания, но он должен быть повышен в своем качестве, от человека физического и психического до человека духовного. Я-познающий – изначально пребываю в бытии и составляю его неотъемлемую часть. Только бытие в состоянии познавать бытие. И если бы философское познание не было уже бытием, то доступ к нему был бы ему закрыт. Познание в бытии является внутренним событием и изменением бытия. Оно есть внутренний свет в бытии. И потому такое познание имеет космогонический* характер. Когда философ ищет интуиции, то он ищет познания, которое есть проникновение в глубину бытия, и приобщение к нему. То есть, философское познание это духовная активность в бытии. Объективирование же в познании означает отчуждение между познающим и познаваемым и ведет к тому, что как первый, так и последний перестают быть «чем-то», и становятся «о чем то». То-есть, познающий субъект, которому противостоит бытие, как объект всегда изъят из бытия. И потому, невозможно поставить в глубине вопрос о его онтологической* реальности и ценности. При историческом или психологическом исследовании идей совершенно исчезает вопрос о том, реален ли мир, который эта идея выражает.