Джованни Джентиле - Введение в философию

8. СУБЪЕКТ И ОБЪЕКТ

"Если объект, - позволю себя заметить, - на самом деле вещь, не-я, то субъект, опосредуясь в нем, не может ничего иного, кроме как устранить самого себя, собственную личность; тогда как он вновь обретает себя и поэтому действительно опосредует сам себя, когда этот объект является духовным миром". Природа и история, вещи и люди - эти столь противоположные термины оба в помысленном. Но это - старая философия, тайный исток которой открыл актуализм, доказав, что история, существующая рядом с природой, - не история; и что личность среди вещей - вещь; и что, одним словом, дух - или все, или ничто. И всем он может оказаться, лишь если мысль не пытается выйти из помысленного, но удаляется chez soi*, в мышление.

Зачем требуется, чтобы субъект опосредовался в объекте (А = А)? Не сказал ли я это в "Логике конкретного"? Моя мысль состоит в том, чтобы Я никогда не выходило из себя по причине, которую я только что назвал и которую я называл уже много раз. И его опосредование всегда глубоко близко ему самому. Его объект, в неактуальности самого абстрактного логоса, - это он сам, отстранившийся от себя, потому что его опосредование и есть как раз осознание себя, и в этом акте - раздвоение на антитетичные и коррелятивные субъект и объект. И "Логика конкретного" действительно стремится доказать, что круг мысли, который движется в абстрактном логосе бытия, и есть то самое опосредование Я внутри себя.

Вещи и лица... Мы, говорящие о них, в состоянии не смешивать их в неразличенный объект простого познания. Не эту ли позицию лелеют в мечтах? Но, расположенные таким образом, мы были бы (и я это уже говорил) одним лицом по способу говорения: нам был бы навечно прегражден путь, который нам дорог, - путь реализации какой бы то ни было ценности. Мы не имели бы на него ни права, ни возможности. Права - потому, что, поскольку мы замкнуты в рамках наших границ, слишком большой была бы диспропорция между нашим бытием и действием (способность к которому мы хотели бы себе присвоить и которое качественно, если не количественно, должно было бы явить бесконечную силу с ее бесконечным воздействием (ценность)). Возможности - потому, что ценность есть духовная реальность; и как мог бы считаться таковым какой-то способ существования нашего духа, когда последний не был бы духом?

9. МЫ И ДРУГИЕ

Но в терминах мыслящей мысли эти личности, чья компания нас освобождала бы и возводила в шкалу духовных ценностей, как актуалисту хорошо известно, не существуют. Есть примеры, учения, с помощью которых другой мог бы нас наставлять лишь при одном условии: что эти примеры являются нашими примерами, а эти учения - свободное построение нашего духа в его бесконечном уединении. Когда другие больше уже не являются не-Я (и требуется разумеется, с нашей стороны, - чтобы они не были больше не-Я), они тождественны полностью с Я, которое в этой компании не находит больше никаких ограничений для собственной экспансии в бесконечном мире, являющемся его миром. Любой значительный след духа-творца - снятие множественности, создание всеобщего согласия посредством форм духовности, которые растворяют в себе универсум вещей и лиц в единстве бессмертных, не поддающихся умножению форм. Педагогика, право, мораль обладают абсолютной непрозрачностью без этого принципа единства духа (который всегда, однако, мыслящая мысль, и понятен только как таковой).

Но пусть не вводит в заблуждение начальное стесненное состояние. Верно, что субъект не является таковым непосредственно; и с самого начала он видит себя зажатым в рамках узких границ, которые в своем развитии он должен постепенно преодолевать, все больше расширяя собственную область деятельности и восходя ко все более высоким формам универсальности (и, стало быть, единства). Стесненное состояние существует лишь с точки зрения помысленного, отчего взрослый человек сравнивает себя и ребенка, а цивилизованный человек - себя и дикаря, и измеряет путь, и представляет его себе как постепенное расширение сферы деятельности субъекта. Но, с точки зрения мышления, опосредование, как известно, находится уже в любом ритме Я - даже в ребенке, даже в дикаре, везде, где трепещет этот дух, который наполняет нам сердца и заставляет нас понять в порыве аффекта нежную душу ребенка и неистовую страсть человека лесов; субъект - это опосредование. И он зависим. По качеству это - тот самый субъект, который являет свое великолепие в обширных следах всякого более высокого духа-творца, в единстве, являющемся бесконечным. Со всяким ограничением сталкиваются, когда его преодолевают; всякого врага познают, когда его побеждают и усмиряют в обществе, которое является актуальностью воления, больше не наталкивающегося на ограничения. Учитель конца года - уже не учитель первого дня школы или первого мгновенья. Сначала оказывается познанным только последний, и поэтому только он и является понятым. Трудности человек никогда не выдвигал себе все вместе; и проблемы, если они поставлены, т.е. когда они действительно предстают как такие-то проблемы, являются решенными. Таково актуальное опосредование.

10. МОРАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ И ПОЗНАНИЕ

Таким образом, я не понимаю, почему и как опыт навязывает нам проблему моральной жизни, отличную от проблемы познания; и мне не удается обнаружить того Бога, которого ищут - и который находится не в мире познания, а в нас как предпосылка нас самих, как воля не другого, но своя, как "совершенная жизнь, которая сообразуется с собственной мыслью и реализует ее в себе без остатка". Атрибут этого Бога я нахожу именно в Я, не доходя, между прочим, до аристотелевского идеала, который не может иметь уже смысла для актуалиста. "Чистый акт (говорят) разрешает полностью антитезу, которая, напротив, мучает акт нашего бытия, всегда разделенного между собственной реальностью и собственной идеальностью, между тем, что делается, и тем, что мыслится как абсолютный разум". Против этого Бога имеется двадцать четыре века умозрения, от которого я не вижу как можно было бы когда-то отказаться. Если бы Бог полностью разрешил антитезу - он не был бы духом. И мысли было однажды возможно понять его как чистый акт в этом смысле, потому что она противопоставила его себе и спроецировала его в том объекте, в котором - мы сегодня глубоко это чувствуем - нет жизни. И этот самый Бог - слишком ничтожная вещь для спиритуалиста, который обрел понятие истинного акта. Скажем также и мы, что Бог полностью разрешает антитезу - но при условии, если мы одновременно говорим, что он ее не разрешает, так как последняя природа духа.

Или мы так боимся, что этот Deus in nobis* будет слишком удобен, как говорят нам некоторые критики, - и, растворив идеал в реальном, уничтожит всякую побудительную причину прогресса, действия, усилия по преодолению настоящего? Я не считаю, что актуалист может разделять подобный страх критиков и читателей, невнимательных к тому, что после того, как они сказали "да" принципу актуализма, они забывают о нем на первом же шагу и снова впадают в абстрактность помысленного, заменяя акт фактом (и поэтому хотят Бога вне акта). Находясь внутри акта, нет способа заменить его на факт и, в силу этого, допустить возможность (которая, конечно же, была бы необходимостью) иной нормы или меры, с которой можно было бы соизмерять сам акт. Сравнения, которые проводились, всегда абсурдны. Актуалистическая философия далека от того, чтобы сбиваться на оптимизм квиетиста, как кто-то воображает: это - философия вечных мук духа как самореализации.