Маршалл Мак-Люэн - Понимание медиа: Внешние расширения человека

В сообщении Ассошиэйтед Пресс из Санта-Моники, шт. Калифорния, от 9 августа 1962 г. говорилось:

«Около ста нарушителей правил уличного движения смотрели сегодня полицейский фильм о дорожных происшествиях во искупление допущенных ими нарушений. Двоим из-за тошноты и состояния шока понадобилась медицинская помощь…

Зрителям предложили уменьшить штраф на 5 долларов, если они согласятся посмотреть кинофильм "Сигнал 30", снятый полицией штата Огайо.

В нем демонстрировались покореженные обломки автомобилей и покалеченные тела, и все это сопровождалось записанными стонами жертв автокатастроф».

Охладит ли горячий фильм, использующий горячее содержание, горячих водителей — вопрос спорный. Но он имеет прямое отношение к пониманию средств коммуникации как таковых. Эффект обработки горячими средствами никогда не может включать в себя слишком много эмпатии или участия. В этом плане страховое рекламное объявление, изобразившее Папочку с аппаратом искусственного дыхания, окруженного радостными членами семьи, сделало для устрашения читателя больше, чем вся предостерегающая мудрость мира. Этот же вопрос возникает и в связи со смертной казнью. Является ли суровое наказание лучшим средством удержать человека от серьезного преступления? Или, если взять атомную бомбу и холодную войну, является ли угроза массового уничтожения самым эффективным средством сохранения мира? Разве не очевидно, что в любой человеческой ситуации, доведенной до точки наивысшего накала, появляется некоторая опрометчивость в действиях? Когда в организме или любой другой структуре оказываются приведены в движение все наличные ресурсы и энергии, происходит своего рода обращение паттерна. Спектакль жестокости, [62] Суть так называемого «театра жестокости» — одного из направлений в театральном искусстве ХХ в., — проповедником которого был Антонен Арто, состояла в достижении катартического очищения посредством оказания на зрителя эмоционально-шокового воздействия. В трактовке Арто, однако, это не предполагало прямой демонстрации физического насилия. Сторонником же обильной демонстрации насилия на театральной сцене был, в числе первых, французский драматург Альфред Жарри (пьесы «Король Убю» и т. д.). используемый как средство отвадить от нее, может ожесточать. Жестокость, используемая в спортивных состязаниях, в принципе может гуманизировать, по крайней мере при определенных условиях. Но что касается бомбы и массового уничтожения как средства сдерживания, то в данном случае очевидно, что результатом любого затянувшегося страха всегда становится бесчувственное оцепенение; этот факт обнаружили, когда была оглашена программа защиты от радиоактивных осадков. Платой за вечную настороженность становится безразличие.

Тем не менее существует принципиальная разница между тем, используется ли горячее средство коммуникации в горячей или в холодной культуре. Когда такое горячее средство коммуникации, как радио, используется в холодных, или бесписьменных культурах, это приводит к разрушительным последствиям, совершенно отличным от тех, которые имеют место, скажем, в Англии или Америке, где радио воспринимается как развлечение. Холодная культура, или культура низкой грамотности, не может принять такие горячие средства коммуникации, как кино или радио, как развлечение. Для них они, по крайней мере, настолько же разрушительны, насколько разрушительным стало для нашего высокоразвитого письменного мира такое холодное средство, как телевидение.

И поскольку холодная война и горячая бомба нас пугают, культурной стратегией, в которой мы отчаянно нуждаемся, являются юмор и игра. Именно игра остужает горячие ситуации реальной жизни, пародируя их. Спортивные состязания между Россией и Западом вряд ли послужат этой задаче снятия напряжения. Такие спортивные состязания взрывоопасны, и это очевидно. То, что в наших средствах коммуникации мы считаем развлечением или забавой, неизбежно кажется холодной культуре агрессивной политической агитацией.

Один из способов увидеть основополагающее различие между горячим и холодным применением средств коммуникации — сравнить и противопоставить трансляцию исполнения симфонии и трансляцию симфонической репетиции. Двумя из великолепнейших зрелищ, когда-либо изданных компанией Си-Би-Си, были процесс записи фортепианных концертов Гленом Гульдом [63] Гульд (Gould) Глен (1932–1982) — выдающийся канадский пианист и композитор. Уже в возрасте 12 лет стал сотрудником Королевской музыкальной консерватории в Торонто; с 14 лет — солист Торонтского симфонического оркестра. С 1951 г. начал концертные туры по Канаде. Часто выступал на радио и телевидении. Наиболее известны сделанные им записи сочинений И. С. Баха. и репетиция Игорем Стравинским [64] Стравинский Игорь Федорович (1882–1971) — великий русский композитор и дирижер. одного из своих новых сочинений с Торонтским симфоническим оркестром. Такое холодное средство коммуникации, как телевидение, когда оно используется по-настоящему, требует этого вовлечения в процесс. Изящная компактная упаковка подходит лишь для горячих средств, например, радио и граммофона. Фрэнсис Бэкон без устали противопоставлял горячую и холодную прозу. Письму «методичному», или ухоженному, он противопоставлял афористичное, построенное на единичных наблюдениях вроде такого: «Месть есть своего рода стихийное и дикое правосудие». [65] Бэкон Ф. Опыты или наставления нравственные и политические Ф. Бэкон. Сочинения. Т. 2. М.: Мысль, 1972. С. 359. Если пассивный потребитель жаждет упаковок, то люди, питающие интерес к приобретению знания и поиску причин, будут, по его мнению, обращаться к афоризмам, и как раз потому, что они не завершены и требуют глубокого участия.

Принцип, отличающий горячие средства коммуникации от холодных, получил идеальное воплощение в народной мудрости: «До девок, коль на них очки, уже не падки мужички». Очки интенсифицируют внешнее зрение и с избытком заполняют женский образ; библиотечная крыса Мэрион не в счет. С другой стороны, темные очки создают загадочный и недоступный образ, приглашающий к заинтересованному участию и достраиванию.

Опять-таки, когда в визуальной и высокограмотной письменной культуре мы впервые встречаемся с каким-нибудь человеком, его внешний вид приглушает звучание его имени, так что мы в целях самозащиты добавляем: «Как, вы сказали, ваше имя?» В то же время в слуховой культуре звучание человеческого имени является всепоглощающим фактом, о чем знал Джойс, когда говорил в « Поминках по Финнегану »: «Кто дал тебе это немя?» [66] Непереводимая игра слов. Парадоксальность фразы достигается Джойсом за счет того, что во вполне привычном выражении «Who gave you that name?» («Кто дал тебе это имя?») слово пате («имя») заменено близким по звучанию numb («оцепенение», «окоченение», «ошеломление», «онемение»), отчего звучащее имя семантически превращается в нечто незвучащее или навсегда зависшее в своем звучании, как окаменевшее вечное эхо, или отзвук, его первого непреложного и окончательного произнесения. Ибо имя человека — это ошеломляющий удар судьбы, от которого ему так и не суждено оправиться.