Виктор НЮХТИЛИН - МЕЛХИСЕДЕК Том 3. Бог

Но это никого не смущает. Каждый настаивает на своем. Галаха требует, чтобы и посуда и раковины для молока и для мяса были абсолютно отдельными, и без улыбки настаивает на том, что в доме должно быть две раковины. Иначе — грех. Реформаты морщатся — мясо и молоко есть нельзя вместе, это правда, но посуда для их приготовления и хранения может быть общей, да и раковины достаточно одной. Ничего это и не грех.

Галаха грозит сухим пальцем — пить вино можно только тогда, когда оно приготовлено особым образом и без неевреев, а из соседнего кабачка раздается веселый клич реформатов: „Ребята, пить можно все, проверено!“

Галаха мрачно предупреждает, что еврей не должен есть в нееврейском доме, ибо это его оскверняет, а также не должен подавать гостям-неевреям в своем доме пищу, которую сам есть не должен по иудейским законам. Ортодоксы более сочувственно относятся к положению гостя-еврея в доме нееврея — можно выпить молока и поесть вегетарианской пищи, сохраняя достоинство (если это есть на столе, а если нет?). Реформаторы считают, что два приема пищи — один по типу Кашрута дома, а другой в мирской жизни — только путает детей, и надо выбрать что-то одно. То есть, принимать пищу или только дома, или только в миру? Однако здесь уже просвечивает некое понятие выбора, которое вполне оформляется Консервативным Иудаизмом до конца — каждый еврей пусть сам выбирает себе форму исполнения законов о пище. Кстати сказать — соединение понятия „закон“ и права выбрать себе форму его исполнения является еще одним достижением логики данной религии. Что это за закон, который не подчиняет себе, а предлагает избрать тот вид своего исполнения, который устроит подпадающего под закон субъекта? Это уже не закон. Представим себе, что было бы, если бы уголовный закон мы исполняли в удобной для себя форме — кто назвал бы это законом вообще?

Но зачастую человека отвлекает от молитв, секса и пищи еще одно жизненное обстоятельство, которое нарушает этот привычный ритм — он умирает и его надо похоронить. Здесь тоже есть куда обратиться, чтобы сделать из похорон диспут-клуб. Ортодоксы, например, считают, что кремировать тело нельзя, ибо оно тогда уже никогда не воскреснет. Поэтому несите покойничка на кладбище и зарывайте в землю, но без гроба, в гробе нельзя, не положено, и не слушайте этих реформаторов, который говорят, что скромный гроб допускается и кремация не мешает дальнейшему воскрешению, если при кремации из крематория убрать все христианские символы. Покойнику хорошо — он умер и все, а нам тут решать не перерешать, как и что с ним теперь делать.

Однако до смерти еще дожить надо. И здесь тоже головной боли не избежать, потому что хасиды, к примеру, настаивают, что надо не только полностью соблюдать все предписания Талмуда, но еще и восстановить систему жертвоприношений. Есть чем заняться. Но митнагдимиаты (есть и такие), полагают, что соблюдение всех мелочей Талмуда не обязательно, главное — образование и благочестие. Образование на первом месте? Питсбургская платформа облегчает дело — по ней евреи больше не священная нация и не должны вести жизнь, полностью отличающуюся от жизни других наций; обязательны только моральные законы, а все остальные церемонии и талмуд — пережиток далекого прошлого, приносящий только вред, как и идея возрождения государства Израиль, потому что в Питсбурге жить не хуже. В Колумбии, очевидно, не так комфортно, как в Питсбурге, потому что эта платформа положительно воспринимает задачу возрождения государства Израиль. А евреи Сан-Франциско считают службы и ритуалы обязательными, образование засчитывает только на иврите, а главным определяют создание еврейского дома каждым евреем, изучение Библии, молитвы и богослужение в синагоге, соблюдение субботы и святых дней. Их пытаются поправить представители Реконструкционизма, которые ликвидируют понятия „избранный народ“ и „Мессия еврейского народа“, а ритуалы вообще считают делом второстепенным. Это, наверное, немало раздражает Консервативный Иудаизм, который главной задачей считает восстановление храма и жертвоприношений, попутно декларируя, что все неевреи — неполноценные люди, а женщины вообще хуже мужчин. Чем-то насолили.

В общем — все очень несерьезно. Даже в таких вопросах, как основные религиозные догматы. Например, вопрос мессианства. Ортодоксы здесь предполагают, что Мессия еще не пришел, и придет он только для евреев, восстановит храм (такой трудяга!) и возобновит жертвоприношения. Мессианские же иудаисты считают, что Иисус был Мессия и мир уже спасен, а неортодоксы уверены, что Мессия еще не пришел, и когда придет, то не будет ерундой заниматься и восстанавливать систему жертвоприношений, а займется преобразованием всего человечества. Полная каша.

Вопросы источника Библии, как книги, также этой религией трактуются по-разному. Ортодоксы считают Моисея автором Пятикнижия, но содержание ниспослано Богом. Школа рабби Льюиса Якобсона признает авторство Моисея в написании Пятикнижия, но не уверена, что Бог был здесь соавтором. Ибн-Эзровцы вообще считают, что Второзаконие написано Иисусом Навином, псалмы не все принадлежат Давиду, а у книги Исайи на самом деле два автора, а не один. Барух Спиноза вообще говорил, что Библия никакого отношения к Богу не имеет, а является просто творением человека. Моисей Мендельсон справедливо считает, что у Пятикнижия авторов слишком много, чтобы считать его надиктованным Богом, но Джонатан Ромейн уверен, что Библия ниспослана Богом, да только записана людьми в соответствии с их понятиями, и поэтому она неизбежно устаревает. Израиль Якобсон мудро замечает, что Библия — слово Божье, но интерпретированное человеческими существами и поэтому каждое новое поколение должно проверять понятия, высказанные Богом в свете новых знаний. Чем Талмуд, собственно, и занимается.

В итоге дадим слово одному из главных специалистов по иудаизму, Неснеру. Вот как он с гордостью пишет о своей религии: „Иудаизм Талмуда с его упором на то, как и что человек есть и пьет, называют религией горшков и сковородок. И таков он и есть, и ничего больше (?!), ибо его материал — предельно малые частички конкретной жизни“. С. Пилкингтон в своем труде „Иудаизм“ комментирует этот вывод Неснера буквально так: „Талмуд, таким образом, представляет собой вершину (!), которой достиг процесс толкования Библии (!!!)“. Далее идет восхищение самим методом такого толкования — даже когда предмет дискуссии чисто практический, сама дискуссия должна проводиться строго теоретически , ибо этапы доказательства более важны, чем само доказательство. „Поручик, Вы любите детей?“ — „Детей — нет, но сам процесс…“