Джидду Кришнамурти - Беседы с Кришнамурти

Двое молодых людей приехали из близлежащего города. Автобус не довез их до села, и остальную часть пути они шли пешком. Приехать раньше они не могли, так как работали в офисе. Они переоделись в свежую одежду, и застенчиво улыбаясь вошли. Это были воспитанные молодые люди. Присев и освоившись в комнате, они все еще не определились, как облачить свои мысли в слова.

Какой вид работы вы выполняете?

«Мы работаем в одном офисе, я стенографист, а мой друг ведет книги по бухгалтерскому учету. Ни один из нас не ходил в колледж, потому что мы бедны, и не могли оплачивать учебу, мы также не женаты. Нам платят немного, но поскольку мы не женаты, этого достаточно для наших нужд».

«Мы не очень образованы, — добавил второй, — мы читаем иногда серьезную литературу, но наше чтение непостоянно. Мы проводим много времени вместе, а на выходные возвращаемся домой, к нашим семьям. В офисе мало кто интересуется серьезными вещами. На днях общий друг привел нас на вашу беседу, и мы решили навестить вас еще. Можно задать вопрос, сэр?»

Конечно.

«Что такое любовь?»

Вы хотите определения? Разве вы не знаете, что означает это слово?

«Существует так много идей о том, какой любовь должна быть, что все довольно запутанно», — сказал первый.

Какого рода идеи?

«Что любовь не должна быть страстной, развратной, что нужно любить соседа, как самого себя, что нужно любить отца и мать, та любовь должна быть безличной, любовь к Богу и так далее. Каждый человек высказывает мнение согласно его воображению».

Не считая мнения других, что думаете вы? У вас тоже есть мнения относительно любви?

«Трудно выразить словами то, что чувствуешь, — ответил второй. — Я думаю, что любовь должна быть универсальной, нужно любить все, без предубеждения. Именно предубеждение уничтожает любовь, именно классовое сознание создает барьеры и делит людей. Священные писания говорят о том, что мы должны любить друг друга и не быть эгоистичными или ограниченными в своей любви, но иногда мы обнаруживаем, что это очень трудно».

«Любить Бога — значит любить все, — добавил первый. — Есть только божественная любовь, остальное плотское, эгоистичное. Физическая любовь мешает божественной любви, а без божественной любви всякая другая любовь — просто бартер и обмен. Любовь — это не ощущения. Сексуальные ощущения должны сдерживаться, контролироваться, именно поэтому я против ограничения рождаемости. Физическая страсть разрушительна, путь к Богу лежит через целомудрие».

Прежде, чем мы пойдем далее, разве вы не полагаете, что мы должны выяснить, имеют ли все эти мнения какое-либо основание? Не является одно мнение столь же правильным, как и другое? Независимо от того, кому оно принадлежит, не является ли мнение формой предубеждения, пристрастности, созданной характером, опытом и тем, как кто-либо был воспитан?

«Не делаете ли вы невозможным исследование того, что такое любовь», — спросил второй.

Возможно ли исследовать сквозь ряд мнений, умозаключений. Чтобы исследовать правильно, нужно, чтобы мысль была освобождена от умозаключений, от сдерживающих знаний, традиции. Ум может освободить себя от одного ряда умозаключений и сформировать другой, который является снова лишь модифицированным продолжением старого.

Теперь, не является ли сама мысль движением от одного результата к другому, от одного влияния к другому? Вы понимаете, что я имею в виду?

«Я совсем не уверен, что понимаю», — сказал первый.

«А я не понимаю вообще», — сказал второй.

Возможно, вы поймете, когда мы пойдем далее. Позвольте, я выражу это таким образом: является ли мышление инструментом исследования? Поможет ли мышление понять, что такое любовь?

«Как я выясню, что такое любовь, если мне не позволено думать?» — спросил довольно резко второй.

Пожалуйста, будьте немного более терпеливы. Вы думали о любви, верно?

«Да. Мой друг и я много думали о ней».

Если позволите поинтересоваться, что вы имеете в виду, когда говорите, что вы думали о любви?

«Я об этом читал, обсуждал с моими друзьями и сделал собственные выводы».

Это помогло вам выяснить, что такое любовь? Вы читали, обменивались мнениями друг с другом и пришли к определенным умозаключениям относительно любви. Но все это называется мышлением.

Вы активно или пассивно описали, что такое любовь, иногда добавляя к этому, иногда удаляя что-то, что вы предварительно выучили. Это так?

«Да, это точно то, что мы делали, и наше размышление помогло прояснить наши умы».

Действительно? Или же вы все более укреплялись в своих мнениях?

Определенно, то, что вы называете прояснением, это процесс прихода к определенному словесному или интеллектуальному умозаключению.

«Правильно. Мы не так запутаны, как раньше».

Другими словами, одна или две идеи ясно выделяются в этой куче учений и противоречивых мнений о любви. Это так?

«Да, чем больше мы изучали в деталях вопрос, что такое любовь, тем более понятным он становился».

Любовь стала понятной или то, что вы думаете о ней?

Давайте пойдем немного далее в этом, хорошо? Некий изобретенный механизм называется часами, потому что мы все согласились использовать это слово, чтобы обозначать специфическую вещь. Но слово «часы» — явно не сам механизм. Точно так же имеется чувство или состояние, которое мы все согласились называть любовью, но слово — не фактическое чувство, не так ли? И слово «любовь» обозначает так много различных вещей. Один раз вы используете его, чтобы описать сексуальное чувство, в другой раз вы говорите о божественной или безличной любви или утверждаете, какой любовь должна или не должна быть, и так далее.

«Если можно прервать, сэр, не может ли быть так, что все эти чувства являются лишь различными формами одного и того же?» — спросил первый.

Как это у вас проявляется?

«Я не уверен. Бывают моменты, когда любовь кажется одной, но в другие моменты она кажется чем-то совершенно иным. Это все очень запутывает. Не знаешь, где находишься».

Именно так. Мы хотим быть уверенными в любви, связать ее так, чтобы она не уклонилась от нас. Мы делаем умозаключения, приходим к соглашению о ней, мы называем ее различными именами с их специальными значениями. Мы говорим о ней «моя любовь», также, как мы говорим «моя собственность», «моя семья», «мое достоинство» и надеемся надежно запереть ее, так чтобы мы могли приниматься за другое и также удостовериться. Но, так или иначе, она всегда убегает, когда мы меньше всего ожидаем этого.

«Я не совсем вникаю в ваши слова», — довольно озадаченно сказал второй.

Как мы увидели, непосредственно само чувство отличается от того, что о нем говорят книги. Чувство — не описание, не слово. А вот так намного понятней, верно?