Алан Уотс - Путь освобождения

Описание благородного мужа как глупого на вид человека, который ничего не знает и бродит повсюду, словно сбился с пути» основывается на тексте Лао-цзы:

Мирские люди веселятся,

Славно на ритуальном пиршестве;

Мирские люди радуются,

Словно выйдя на террасу весной;

Один лишь я печален, как неприкаянный,

Как младенец, что не умеет улыбаться;

Один лишь я свободен, как бездомный.

У людей достаток и даже есть запасы,

Один лишь я словно обойден судьбой.

Мой разум подобен разуму глупца,

В нем царит смутность, расплывчатость

Пошляки всё знают, они блистательны;

Один лишь я смущен и подавлен.

Пошляки догадливы, Самонадеянны;

Один лишь я уныл и тоскую;

Терпелив, как море,

Плыву по течению, без цели.

У людей в мире есть цель;

Один лишь я кажусь упрямым и неуклюжим.

Один лишь я отличаюсь от других в том,

Что получаю подкрепление от Матери [23] См. Lin Yutang, ed. and trans., The Wisdom of Lao tze (New York Modern Library, 1948) .

В образе даосского мудреца, каким его рисуют Чжуан-цзы и Лао-цзы, есть что-то от слабоумного, который ни на что не претендует, который не знает даже, что можно укрыться от дождя. Все опережают его в приобретении материальных благ и в духовности. Слабоумный – это человек, который никуда не идет; он просто сидит у дороги и говорит несуразности. Слабоумный похож на монголоидного ребенка, который понятия не имеет о выживании. Такой ребенок возьмет у вас тарелку с едой и начнет водить в ней пальцем, а затем поднимет палец и будет наблюдать, как с него капает. Он будет довольно долго играть с едой и лишь потом начнет ее есть, но забудет о ней, как только его внимание привлечет что-то другое. Пока вы не рассердите его, он дружелюбен к вам и улыбается. У него нет никаких амбиций. Он ничего не добивается, и никто не может заставить его измениться.

Теперь мы понимаем, почему слабоумный всегда был прообразом мудреца. У Шанкары читаем:

То нагим, то безумным;

То как ученый, то как слабоумный –

Таким приходит в этот мир

Освобожденный.

Жизнеописания Шри Рамакришны и Шри Раманы подтверждают это. В них приводятся свидетельства, что в молодости эти люди подчас вели себя как безумцы. Однако, как и в случае с Чжуан-цзы, не следует понимать это буквально. Подобные эпизоды в жизни святых часто преувеличивают, чтобы создать контраст с противоположными тенденциями.

Однажды много лет назад один японский ученый, объясняя мне смысл буддизма, сказал то, чего я ни от кого с тех пор не слышал. Он сказал, что Будда учил считать жизнь страданием, чтобы уравновесить противоположное мнение – что жизнь дана нам для получения удовольствия. Будда учил, что все в мире мимолетно, для того, чтобы исправить неправильное представление, согласно которому реальность существует вечно. Таким образом, выражается идея срединного пути: мы прибегаем к крайностям для того, чтобы уравновесить противоположные тенденции. Такой подход очень типичен для азиатских духовных учений, и особенно для дзэн. Так, например, когда учителя спрашивают о чем-то священном, он всегда отвечает на языке мирского. На вопрос «Кто такой Будда?» он может ответить: «Дерево в саду». А затем, когда вы спросите его о чем-то земном, он ответит на языке священного.

Однажды мастер и ученик работали в саду. Для подрезания деревьев они пользовались одним ножом. Неожиданно ученик обратился к мастеру:

– Дайте мне нож.

Мастер протянул его острием вперед.

– Позвольте мне взять за другой конец, – попросил ученик.

– А что ты будешь делать с другим концом? – ответил мастер.

Так простой вопрос послужил поводом для начала метафизической дискуссии. Эта игра, эти постоянные переходы от одной крайности к другой нужны для того, чтобы пробудить ум к полярности, к пониманию взаимозависимости.

Философия Чжуан-цзы – учение об относительности. Он постоянно подчеркивает, что невозможно различить великое и малое, важное и несущественное. Он рассказывает историю о дрессировщике обезьян, который решил, что его подопечные будут получать по три ореха утром и по четыре вечером. Но обезьянам это не понравилось. Тогда дрессировщик сказал, что он будет давать им по четыре ореха утром и по три вечером. Это пришлось им по душе. Число орехов было одним и тем же, продолжает Чжуан-цзы, однако во втором случае были учтены пожелания обезьян. Таким образом, по его мнению, поступает мудрец. Читая Чжуан-цзы, вы начинаете понимать, что малые вещи так же велики, как самые большие, а большие так же малы, как самые малые. Всё можно увидеть большим или малым, любое событие можно счесть важным и неважным, а также в промежуточном состоянии. Такое представление о мире по сути циклично.

Круг – излюбленная фигура даосских и дзэнских учителей. Началом окружности может быть любая ее точка. Вы можете рисовать ее откуда угодно. Известен следующий коан: « Индра построил башню без стыков; в каком месте он начал? » Башня без стыков подобна рукаву без швов; это бесконечная цилиндрическая башня. Где начинается такая башня? Другими словами, где начинается круг? Это может быть круг или цикл жизни: взаимозависимость пчел и цветов, курицы и яйца, жизни и смерти, короткого и длинного. Все это циклично. Мы не знаем, где начать, и поэтому можем начать в любом месте. Обсуждая органы тела, Чжуан-цзы перечисляет их, а затем говорит: «Какой из них вы предпочтете? Какой из них идет первым? Кто среди них правитель, а кто слуги? Ведь, хотя никто не может найти главный орган тела, нам кажется, что такой орган существует».

Таким образом, в даосской философии – можно даже сказать, в китайской философии в целом – нет представления о мире, который подчиняется боссу. В теле нет управляющего органа. Порядок тела является следствием, другими словами, действием целого, в котором все существует одновременно, спонтанно. Здесь нет правителя. Основная трудность, с которой сталкиваются люди, пытаясь понять даосскую философию, состоит в том, что они мыслят в терминах управления и подчинения. Люди всегда пытаются управлять и доминировать, и поэтому в нашем мире царит хаос

Чжуан-цзы рассказывает древнюю притчу о дрессировщике лошадей по имени По Ло – от которого, должно быть, произошло слово «поло». Чжуан-цзы говорит, что лошади бы ли красивыми, очаровательными созданиями, пока По Ло не объездил их, тем самым испортив их нрав. В других местах он говорит, что хороший плотник не нуждается в угольнике и циркуле; он работает на глаз. Это верно в отношении японских плотников. И правда, едва ли не самое очаровательное из всего, что можно увидеть в Японии, – наблюдать, как работают эти традиционные плотники. Они пользуются весьма необычными инструментами и умеют очень тонко чувствовать, как лучше подогнать друг к другу отдельные детали.