Николай Бердяев - Алексей Степанович Хомяков

У Хомякова, как и у всего славянофильского поколения, не было чувства растущей силы антихристова духа в обществе и государстве, в нём было слишком много идилличности. Он не понимал ещё, что во всякую власть государственную проникает дух антихристов, дух человеческого самообоготворения. Человековластие и человекообоготворение есть и в государственном абсолютизме, и в социальной демократии. Всё обстоит не так благополучно, как казалось славянофилам. В государственности, в природе власти раскрываются глубины сатанинские. Славянофилы угадали много верного, но сознание их было ограничено. В общественном духе славянофильства много есть такого, что мы принимаем как наследство, но их государственная идеология отвергнута жизнью. Перейдем теперь к учению Хомякова о национальности и национальном призвании.

Славянофильское учение Хомякова и есть прежде всего национальное самосознание. Всё, что он писал, было учением о национальности и национальном призвании. Всё учение его было лишь обоснованием и оправданием национальной миссии России. У Хомякова нет специальных трактатов о национальной проблеме, так как все его трактаты были посвящены той или иной стороне этой проблемы. Когда поднимается вопрос о том, как учили славянофилы о национальности и национальном призвании, то предварительно должно быть принципиально решено: 1) было ли славянофильство мессианизмом или миссионизмом , 2) было ли оно национализмом или народничеством . Понятия мессианизма и миссионизма часто смешиваются и подменяют одно другое, хотя между ними существует принципиальное различие. Мессианизм происходит от мессии , миссионизм – от миссии . Мессианизм гораздо притязательнее миссионизма. Легко допустить, что каждая нация имеет свою особую миссию, своё призвание в мире, соответствующее своеобразию её индивидуальности. Но мессианское сознание претендует на исключительное призвание, на призвание религиозное и вселенское по своему значению, видит в данном народе носителя мессианского духа. Данный народ – избранный народ Божий, в нём живет мессия. Всякий мессианизм коренится в мессианизме древнееврейском. Так, польские мессианисты начала XIX века верили, что польский народ есть Христос среди народов, что гибель Польши была распятием мессии, что это народ избранный и исключительный, призванный быть провозвестником новой христианской эпохи. Самым последовательным мессианистом был Товянский. [134]Современные французы, англичане, немцы – все почти националисты, все они верят в культурное призвание, в миссию своего народа, но с мессианизмом ничего общего не имеют. Мессианское сознание не есть сознание националистическое, это всегда сознание вселенское и религиозное, проникнутое верой в мессию. На мессианском народе лежит печать Божьего избрания. Миссионизм возможен и на почве позитивизма, мессианизм всегда мистичен. В мессианизме есть дух пророческий, пророческое предчувствие. Мессианское сознание мистически питается духом древнееврейских пророчеств. И вот вопрос: было ли славянофильство таким мессианизмом? Славянофильство Хомякова, и вообще славянофильство, не было последовательной, радикальной формой мессианского сознания в пророчески-еврейском, религиозно-мистическом смысле этого слова. Славянофильское сознание представляет собой помесь мессианизма с миссионизмом, учения об исключительном призвании русского народа, допускающего лишь пророчески-мистическое оправдание, с учением о культурном призвании русского народа, допускающим научно-позитивное оправдание. Я не раз уже указывал на эту двойственность хомяковского сознания и учения. Хомяков в своем учении о национальном призвании постоянно смешивает точку зрения религиозно-мистическую с точкой зрения научно-исторической. Поэтому учение его не может быть названо чистым мессианизмом. Славянофильская идея христианской природы русского народа и святой Руси, воплотившей эту природу, заключает в себе элемент мессианизма. Но идея эта была смешана с позитивным национализмом, основанным на этнографических и исторических преимуществах. Еврейский мессианизм видел в народе своем избранный народ Божий, из которого должен выйти Мессия, но он ничего общего не имел с позитивистическим национализмом. Мессианское сознание всегда есть сознание вселенское, универсальное, оно противоположно всякому провинциализму и исключительному национализму. Еврейский мессианизм так же нельзя назвать национализмом, как нельзя назвать нацией Римскую империю. Мессианское сознание ставит задачу, обращённую к грядущему; националистическое сознание легко превращается в поклонение факту, эмпирике, впадает в идеализацию прошлого. Славянофильское национальное сознание сложно и многогранно, в нём переплетаются элементы религиозные и позитивистические, мессианские и националистические, христианские и языческие. Относительно Хомякова мы видели это на протяжении всей книги. В этой главе мы должны лишь подвести итоги.

Второй принципиальный вопрос: есть ли славянофильство – национальное сознание или народническое сознание, положена ли в основу славянофильского учения идея нации или идея народа? Народ – понятие многосложное и неясное, особенно у нас в России. Слово народ можно употреблять в смысле, тождественном со словом нация . Русский народ и есть русская нация. Но народ означает также часть нации; слово народ употребляется также в смысле социальном, как простонародье, крестьяне, рабочие, демократические слои общества. Русское народничество всегда употребляло слово народ в смысле простонародья, крестьянства, социально угнетённых классов общества. В этом смысле народ есть социальное образование. Нация же есть реальность порядка мистического. К нации неприменимы никакие социально-классовые категории. Русский народ как нация, как цельный организм есть реальность умопостигаемая, сверхэмпирическая, мистическая. Ясно, что загадка России и судьба её в мире может зависеть только от народа как нации, как мистического организма, а не от народа как социальной группы, как крестьянства или другого демократического слоя общества. Русский мессианизм есть сознание национальное, а не народническое. Народ как нация утверждается лишь религиозно. Народ как социальная группа, как простонародье утверждается и позитивистически. Перед русским сознанием стоит загадка мирового призвания русского народа, этой таинственной реальности, а не русского крестьянства или русского рабочего класса. И если для постижения духа русского народа особенное значение имеет простой народ, мужики, то совсем не по социально-классовым причинам, а потому, что простой народ до сих пор наиболее хранит духовный облик России и веру её вместе с величайшими русскими гениями и святыми. В лагере нашей атеистической и материалистической интеллигенции идея народа как нации, как живого организма, разложилась, распылилась, разбилась на социальные классы и группы. Для этого сознания Россия с её загадкой перестала существовать, существуют лишь крестьяне или рабочие, лишь социальные группы. Национальное сознание было утеряно.