Николай Бердяев - Духовные основы русской революции

Дух этот принимает не только первое искушение хлебами, но и два других искушения, и на них хочет он создать царство мира сего. Дух этот соглашается поклониться царству мира сего и броситься в бездну. Всемирный революционный социализм большевиков хочет превратить камни в хлеба, броситься в революционную бездну в надежде на революционное чудо и основать вековечное царство мира сего, подменяющее царство Божье. Эта религия социализма во всем противоположна религии Христа, которая учит, что не единым хлебом жив будет человек, но и словом Божьим, учит поклоняться единому Господу Богу, а не царству мира сего, и отвергает искушение чудом во имя свободы. Религия социализма хочет истребить все качества бытия, все возвышающееся, и утопить в царстве небытия. Она отвергает свободу, свободу сынов Божьих, и принимает необходимость и принуждение сынов мира сего, детей низшей материи. Соблазн мирового социального катаклизма, «прыжка из царства необходимости в царство свободы» и есть соблазн искушением броситься в бездну, искушением социального чуда. Социальная революция, приобретающая мистическую окраску, и есть третье искушение, отвергнутое Христом во имя духовной свободы человека. Этому искушению должна быть противопоставлена социальная трезвость как требование аскетической религиозной дисциплины. Социализм как проблема социальной политики и социальной этики, как социальный реформизм, как реальное улучшение положения трудящихся, дающее хлеб насущный, религиозно нейтрален и может составить неотъемлемую часть христианского отношения к жизни. В социализме есть своя великая правда. Но этот праведный социализм исходит из свободы человеческого духа и не допускает порабощения человеческого духа хлебам и темным безднам, сулящим чудесное блаженство в земном царстве. Социализм же, мечтающий о создании всемирного царства механическими революционными чудесами, есть антихристов соблазн, он отрицает свободу духа и лишает человека его богосыновства.

Русские по женственной природе своей легко поддаются соблазнам двоящихся образов, соблазнам зла, принявшего обличье добра. Самозванство так характерно для русской истории. В ней часто являлись образы двоящиеся, природа которых неопределима, не личности, а личины. В наших мистических народных сектах немало было таких личин, двоящихся образов, лже-христов и лже-богородиц. В русском народе есть очень своеобразная мистическая стихия, стихия хлыстовская, уходящая в глубину языческих корней народной жизни. Русское хлыстовство в конце концов связано с неверным, болезненным взаимоотношением мужественного и женственного начала в русской народной душе и русском народном характере. В мистической глубине русского народа не произошло внутреннего брака, истинного соединения мужественного и женственного начала в народном характере. Душа народа остается женственной, оторванной от начала мужественного, вечно ожидающей жениха и вечно не того принимающей за своего суженого. На этой почве развилась метафизическая истерия в русском народном характере. Ее раскрыл Достоевский. На этой почве расцветает всякого рода одержимость. Одержимость большевизмом есть новая форма исконного русского хлыстовства. Это хлыстовство одинаково может быть и черным, и красным, хлыстовским героем одинаково может быть и Григорий Распутин, и Ленин. И все это будет явлением пассивности, а не активности русской души, ее дурной и болезненной, истерической женственности. Большевики, конечно, находятся в обладании какого-то неведомого им духа, они насквозь пассивны и вводят лишь в заблуждение своей кричащей революционной внешностью. Мужественный, активный дух никогда не будет в обладании таких стихий.

У более мужественных народов Запада, получивших католическое или протестантское религиозное воспитание, более резко очерчены все границы, более отделено добро от зла, Бог от диавола, чем в русской безбрежности. Мир католический соблазнялся диаволом, как злом, но этот резко оформленный, кристаллизованный и познавший свои границы мир нелегко соблазняется антихристом – злом, принявшим обличье добра. Сатанизм, диаволизм был всегда специальностью мира католического, романского; антихрист же есть специальность мира православного, славянского, с его безбрежностью и безгранностью. Диаволом не соблазнить русскую душу, антихристом же легко можно ее соблазнить. Диавол предполагает различение, антихрист же основывается на смешении и подмене. Это – очень интересное противоположение религиозной психологии. Сатанические секты невозможны на русско-православном Востоке, но очень возможны смешения лже-христа с Христом истинным, и в русских мистических сектах это всегда происходит. Чистый культ Девы Марии легко смешивается с астартизмом, Богородица отождествляется с языческой богиней земли.

Запад забронирован, забронирован всей своей религией, своей культурой, всей своей активной, мужественной историей, своим рыцарским прошлым, своим свободным подчинением закону и норме. Это делает Запад малочувствительным к мистическим веяниям антихристова духа. Чувство антихриста есть религиозная специальность России. Оно всегда было в народной религиозной жизни, в наших сектах, в нашем старообрядчестве. Одинаково можно найти это чувство и в низах народной жизни, и на вершинах, в русской литературе, у Достоевского и Соловьева, в современных религиозных исканиях. В русской природе нет резкого разделения добра и зла. Русских пленяет зло как добро, само же зло, не принявшее обличья добра, редко пленяет их. Вот почему для русских страшен не диавол, а антихрист – последнее, грядущее явление зла. И у русских особенную силу приобретает религия революционного социализма, магического социализма, религия большевизма, пленяющая равенством, справедливостью и всемирным торжеством окончательной социальной правды и социального рая. Западный социализм – законнический; русский же социализм – беззаконный. Большевизм есть русское, национальное явление, это – наша национальная болезнь, которая и в прошлой русской истории всегда существовала, но в иных формах. Германия пользуется этой болезнью русского духа, обращая ее в свое послушное орудие. Мужественный германский дух совершает насилие над женственной русской душой, злоупотребляя ее болезненной пассивностью и истеричностью. Германизм предполагает быть женихом невестящейся русской земли. Победить эту русскую болезнь нельзя одними рациональными, государственными, политическими методами лечения. Победить ее можно лишь религиозно, лишь противоположив ложному подобию Добра подлинную силу Добра-Христа. Антихристово царство в этом мире может быть лишь результатом неудачи дела Христова в мире – оно попробует соединить насилием тот мир, который не соединится в любви и свободе Христовой. Если антихристово начало восторжествует, то вина падет на христианский мир, на христианское человечество, на его духовную буржуазность. Христиане не проявляют и сотой доли той энергии, которую проявляют большевики. Правда, энергия последних – кажущаяся, призрачная, она есть лишь одержимость. Но величайшее дело есть соединение всех сил христианского мира против грядущего зла, ибо борьба с ним должна вестись не только во внешнем, политическом и социальном плане, но и во внутреннем, духовном и религиозном плане.