Michael A. de Budyon - ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА

Все эти вещи знали отцы-основатели коммунизма, так как являлись если не прямыми так косвенными эксплуататорами. Может быть именно поэтому в концлагерях так редко происходили акты неповиновения и наверно именно поэтому сейчас не встречаются массовые забастовки которыми характеризовались XIX и начало ХХ века.

А вот Христос — дитя Востока — понятием свобода не оперировал. Он проповедовал «блаженство» — категорию совершенно размытую. То же всемирное блаженство обещают и апологеты Нового Мирового Порядка, правда достигаться оно будет вполне конкретными химическими и психологическими методами.

Слабый, уродливый тупой и вонючий, но "верующий в Спасителя", для христиан неизмеримо ценнее сильного, красивого, гармонически разветвленного интеллектуала в него не верящего. Вот каковой была основа христианской закваски. Цензовый критерий один — вера. Маркс, будучи и слабым, и уродом, сквозь призму своего предельно искаженного материалистического понимания мира, видел основу любой независимости и любой силы в собственности, в золоте, в деньгах. Для него золото было целью, но не средством, — вот верный признак раба. В своей знаменитой работе "Zur Judenfrage" [89] "К еврейскому вопросу" Braunschweig, 1843 еврей Маркс для начала нападает на своих же евреев, высказывая следующие откровения: "Каков мирской культ еврея? Золото. Кто его мирской бог? Деньги. [90] У Маркса здесь наличествует игра слов: «золото» (das Gold) — «деньги» (das Geld). Но в таком случае эмансипация от торгашества и денег — следовательно, от практического, реального еврейства — была бы самоэмансипацией нашего времени. Организация общества, которая упразднила бы предпосылки торгашества, а следовательно и возможность торгашества, — такая организация общества сделала бы еврея невозможным". Здесь Маркс был сродни Христу в его разговорах с богатым, которому он предлагал раздать свое состояние. Однако все это — только цветочки. Ранние высказывания Маркса о христианстве весьма интересны, Маркс тогда еще не стал адептом вульгарного экономизма, он не стал Христом в экономике. А то что он сам был евреем только повышает ценность сделанных суждений. Христос, собственно, тоже не галл и не кельт. Для начала Маркс поднимает тему государства, Христу принципиально неведомую, в основном, вследствие крайней ограниченности кругозора, ведь если мы исключим вариант пребывания Христа в Индии, то все места где он побывал, сейчас можно объехать в автомобиле за полдня. "…еврей может относиться к государству, — пишет Маркс, — только по-еврейски т. е. относиться к государству как к чему-то чуждому, противопоставляя действительной национальности свою химерическую национальность, действительному закону — свой иллюзорный закон, считая себя в праве обособляться от человечества, принципиально не принимая никакого участия в историческом движении, уповая на будущее, не имеющее ничего общего с будущим всего человечества, считая себя членом еврейского народа, а еврейский народ — избранным народом. Итак, на каком основании вы, евреи, требуете эмансипации? Ради вашей религии? Она — смертельный враг государственной религии. /…/ Как граждане государства? В Германии вообще нет граждан государства. Как люди? Вы в такой же мере не люди, как и те, к кому вы апеллируете". Затем наступает черед религии. "Поищем тайны еврея не в его религии, — поищем тайны религии в действительном еврее. Какова мирская основа еврейства? Практическая потребность, своекорыстие". Как там у Христа? "Ваш отец — Дьявол" (Иоанн 8,44).

Затем Маркс дает весьма показательное описание зарождения христианства. "Христианин был с самого начала теоретизирующим евреем; еврей поэтому является практическим христианином, а практический христианин снова стал евреем [именно так и получилось! Вспомним апостола Павла — M.A. de B.]. Христианство только по видимости преодолело реальное еврейство. Христианство было слишком возвышенным, слишком спиритуалистическим, чтобы устранить грубость практической потребности иначе, как вознесши ее на небеса. Христианство есть перенесенная в заоблачные выси мысль еврейства, еврейство есть низменное утилитарное применение христианства, но это применение могло стать всеобщим лишь после того, как христианство, в качестве законченной религии, теоретически завершило самоотчуждение человека от себя самого и от природы. Только после этого смогло еврейство достигнуть всеобщего господства и превратить отчужденного человека, отчужденную природу в отчуждаемые предметы, в предметы купли-продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества". Чуть ниже Маркс дает лаконичное заключение: "Христианство возникло из еврейства. Оно снова превратилось в еврейство". Иными словами, превратилось в то из чего возникло. Ну и в самом конце Маркс ставит жирную точку: "Общественная эмансипация еврея есть эмансипация общества от еврейства".

Современные мировые религии неизменно схожи в одном: конечной целью они видят приведение всего без исключения человечества к представлениям характерным для данной религии. Это грекам или римлянам не было никакого дела до того каким богам поклоняются окрестные народы. Более того, им было совершенно без разницы чье именно изображение стоит в доме у соседа. Теперь игра идет по-крупному. Нужно или взять всё, или остаться ни с чем. Отсюда идет и подоплека всех проектов со словечком «глобальный» или «всемирный» в названии. Маркс был слабым. Очень слабым. За свою не очень долгую жизнь он не одержал ни одной победы. Даже на бирже этот «суперэкономист» всегда проигрывал, благо денежки были не свои, а Энгельса. Он ненавидел абсолютно всех, включая своего дружка Энгельса так как понимал, что любой, абсолютно любой человек, может оказаться сильнее чем он. Страх и ненависть перед силой рождали в нем чувство мести. Абсолютный страх и абсолютная слабость возводили ее на недосягаемые вершины. Все сочинения Маркса проникнуты презрением и ненавистью ко всем, включая «любимых» им пролетариев.

Поэтому вывод к которому пришел Маркс был прост и вполне логичен: нужно лишить человека всей собственности, причем не только в экономическом смысле понятия, его нужно лишить инстинкта собственности, что прежде всего подразумевало разрушение системы традиционных взаимоотношений между мужчиной и женщиной и ликвидацию прав родителей на воспитание своих собственных детей, которое, по плану Маркса, должно было проводиться некими общественными структурами. Точно по Христу, правда тот не додумался до общественных структур, хотя тоже понимал опасность исходящую от богатства, вспомним хотя изречение об осле и ушке иголки, а так же поистине олигофреническую радость Христа когда несчастная вдовица отдала ему последнюю имеющуюся у нее лепту. То что вдовица может быть через пару часов отправилась к праотцам, лишив себя последней возможности купить еду, Христа не интересовало. Так же как Маркса не интересовали рабочие.