Michael A. de Budyon - ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА

Произошла, таким образом, подмена музыки собственно и составляющей весь джаз, — словами, которые полностью исчерпывают рэп, а читать его можно в любом темпе под любую музыку. И если у белых "в начале было слово", то у черных слово оказалось в конце, что тоже вполне объяснимо, у черных все-таки лучше развито чувственное, а не разумное восприятия бытия. В конце прошлого века им еще не было что сказать, вот они и перепевали ветхозаветные сюжеты или в крайнем случае некое подобие банальной псевдолюбовной лирики. Теперь им потребовались слова, ставшие чем-то большим чем просто фон к музыке. Они сами стали музыкой. И эти слова нашлись, причем в беспрецедентном количестве. Про ублюдков полицейских, про белых уродов, про мерзкое американское общество терроризирующее черного человека, про недолгую и опасную жизнь в черных кварталах. Садистический рэп стал ответом на садомазохическое европейское диско 70-х, а затем и на явно мазохический тяжелый и металлический рок начала 80-х.

Черный не склонен к эзоповому языку и натянутым аналогиям. Рэп вообще довольно честное выражение его мыслей, хотя бы потому, что масса не умеет врать. Рэп сейчас по сути единственный реалистичный музыкальный жанр, в нем нет фальши к которой черный опять-таки не склонен. Вот и поет черная молодежь о ненависти, о наркотиках, о тех кто им мешает и кого надо давно «перемочить», об уличных бандах, о "белых задницах" и тех сексуальных действиях которые с ними неплохо было бы провести, о ненависти к президенту и ФБР, сажающих черных парней в тюрьмы. Рэп в глазах белого стал черной блатной музыкой. В рэпе никогда не расставляются акценты. Там никогда не ясно что хорошо, а что плохо. Там нет дифференциации добра и зла — вернейший признак мышления черных. Они просто поют что если кто попытается «поиметь» их, то он будет уничтожен.

Не следует удивляться тому что Христос родился в вертепе, а через какие-то триста с небольшим лет ему молились римские императоры. Еще меньше следует удивляться факту, что лица сыгравшие ключевую роль в разрушении крупных империй ХХ века появились в провинциальных городках и местечках. И уж совсем не следует делать удивленное лицо при осознании факта что джаз получил путевку в свет в самых грязных и дешевых борделях нового Орлеана, а рэп — в черных трущобах Нью-Йорка. Это призрак падения, который всегда идет не с небес, но с подземелья.

Только когда появился первый раб, возникла первая предпосылка к возникновению идеологии коммунизма — бессознательной мечты любого раба. Современные деятели компартий, особенно любящие подчеркивать древность коммунистических идей, наверное и сами не представляют насколько именно они древние, во всяком случае из всех политических доктрин реализовывавшихся в ХХ веке, коммунизм — наидревнейшая. Одновременно, история коммунизма охватывает тот же хронологический период что и история дегенерации. Наш уходящий век вообще ознаменовался появлением древних фантомов. В то же время достоверно неизвестно ни об одном коммунистическом государстве древнего мира, хотя казалось бы, для установления коммунизма не требуется ничего специально выдумывать. Маркс крупно ошибался подчеркивая необходимость сильной экономической базы, но он отметил и главное — необходимость наличия высококонцентрированных пролетарских бессознательных масс; как бы то ни было, коммунизм не был установлен ни в одной реально экономически развитой стране, хотя попытки были. Только Рим к моменту рождения Христа подошел к чему-то похожему, ибо плебс уже в значительной своей части мыслил по-коммунистически.

Ближе всего к коммунизму приблизились азиатские страны, где процент рабов всегда был адекватным. Даже сейчас, после тотального идеологического краха коммунизма, базовая страна желтой расы — Китай — все еще управляется коммунистами, т. е. каждый пятый житель Земли живет при коммунистическом правлении. Здесь же мы находим объяснение такому явлению как коммунистический террор, всегда сопутствующий установлению коммунизма в том или ином государстве. По большому счету, террор для коммунистов — всего лишь способ повысить процент рабов, ибо на рабов террор как раз меньше всего распространяется. А самый легкий способ повысить такой процент — организовать уничтожение тех, кто в рабы не попадает. Вот что было главным мероприятием в любой коммунистической стране. Но действие рождает противодействие, особенно если учесть что во главе любого коммунистического государства всегда стояли рабы. Когда правитель-раб оставался один на один с теми кто выжил после волн террора, он вдруг обнаруживал что перед ним выросла новая более мощная сила. Сталин проявил верх откровенности и проницательности заявив, что по мере продвижения к коммунизму сопротивление «контрреволюции» будет возрастать. Это наверно было единственным сбывшимся пророчеством им произнесенным и в конечном итоге его уничтожили выжившие после всех чисток. Тиран может уничтожить кого угодно из своих приближенных, но он однозначно бессилен против всех. Маркс это тоже понимал, хотя в своих печатных трудах относительно столь щекотливой ситуации не высказывался. Ведь он сам был несостоявшимся тираном, он «тиранствовал» в своих книгах, однако изучая древние тирании без сомнения досконально прочувствовал их психологию. Да и то что Маркс сделал ставку на пролетариат, т. е. на высококонцентрированых рабов — факт говорящий о многом. Пролетариат, как субъект лишенный собственности (в отличии от крестьянства), всегда потенциальный оплот любой тирании. Крестьяне много раз в истории поднимали кровавые восстанья, причем часто они возникали стихийно. Лидеры выявлялись позже. Пролетариат не восставал ни разу, ибо рабочие демонстрации, пусть и заканчивающиеся столкновениями с полицией, восстаньями назвать трудно. Были и крестьянские войны. Рабочих войн не было никогда. И не будет. Кроме этого у рабочих всегда были вожди, отстоявшие от них весьма и весьма далеко, но использующие организованные массы для собственного прорыва к власти, власть была единственным стремлением любого «рабочего» вождя. Маркс совершенно не представлял себе механику захвата власти, он досконально не знал психологию масс, такое незнание составляло удивительный и очевидный пробел в его теоретической базе. Хотя если иметь ввиду что Маркс не владел методологией, всё становится на свои места. Но главное он понял: наступает эра толп, эра, когда при помощи толп можно качественно влиять на мировой процесс. А полная отработка психологии толп, как и окончательная шлифовка механики захвата власти не заставили себя долго ждать. Впрочем, ни Маркс, ни Энгельс, до этого момента не дожили.