Мишель Фуко - Воля к истине - по ту сторону знания, власти и сексуальности

{i}343{/i}

мя другими проектами (один из которых - кафедра "Философии действия", предложенная {i}Полем Рик+-ром).{/i} И вот 12 апреля 1970 года - голосование по "персональному вопросу", затем необходимые формальности, и 2 декабря 1970 года Фуко произносит свою вступительную речь, которая положила начало его преподаванию в Коллеж де Франс, продолжавшемуся до самой смерти. Опубликованная под названием "Порядок дискурса" и получившая впоследствии большую известность, эта речь стала одной из программных работ Фуко.

Сказать, что лекции Фуко в Коллеж де Франс были в центре интеллектуальной жизни Парижа, - значит не сказать ничего: слушать его съезжаются не только со всей Франции или Европы, но и со всего мира. Очевидцы до сих пор помнят эти "среды", битком набитую аудиторию {i}-{/i} пятьсот человек в аудитории, рассчитанной на триста;

недовольство предыдущего лектора, лекцию которого слушали иногда 3-5 человек, остальные же стулья были заняты пальто и куртками; попытку Фуко тщетную, конечно же - изменить эту ситуацию, передвинув начало лекций на 9 часов утра. Вот одно из воспоминаний:

"Когда Фуко выходит на арену - стремительный, несущийся напролом, как если бы он бросался в воду, - он перешагивает через тела, чтобы пробраться к своему стулу, раздвигает магнитофоны, чтобы положить бумаги, снимает пиджак, зажигает лампу и - отчаливает на крейсерской скорости. Голос, сильный и производящий действие, транслируется громкоговорителями - единственная уступка современности в аудитории, которая едва освещена поднимающимся откуда-то снизу светом. [...] Никаких ораторских приемов. Все прозрачно и невероятно действенно. Ни малейшей уступки импровизационности" (цит. по: {i}Eribon,{/i} рр.235-236).

Но все это будет потом. Так же, как и определенная усталость, и разочарование. Пока же, в момент этой своего рода инициации, под пристальным взглядом бронзового Бергсона, Фуко - глухим и сдавленным, изменившимся от волнения голосом, поразившим аудиторию, - читает свой текст. Его слушают сотни людей, среди которых {i}Жорж

344

Дюмезиль, Клод Леви-Стросс, Фернан Бродель, Жиль Дел+-з.{/i} Не сказать ли теперь, что в этой лекции Фуко, которая знаменует вполне определенное событие - вступление в институцию, речь как раз и идет о соотношении речи мы дол-хны были бы уже говорить вслед за самим Фуко: "дискурса" _ и институции. "Торжественное начало"...

Перевод выполнен по изданию: Michel Foucault, {i}L'Ordre du discours.{/i} Lecon inaugurale au College de France prononcee le 2 decembre 1970, Editions Gallimard, 1971. В опубликованном тексте были восстановлены куски, выпущенные Фуко - дабы не нарушить временного регламента - при чтении.

с.49 {i}В речь, которую... -{/i} "произнести речь" по-французски: {i}tenir discours,{/i} т. с. уже здесь у Фуко "{i}discours{/i}"{i};{/i} по-русски же приходится говорить "речь".

с.50 Из "L'lnnommable" ("Неназываемое"), произведения в прозе {i}Беккета.{/i}

с.57 К этому различению Фуко возвращается неоднократно, в частности - в первом курсе лекций, прочитанном им в {i}Коллеж де Франс.{/i} Резюме лекций в конце года представляется каждым лектором и публикуется в {i}Ежегодни-ке{/i} Коллежа. В 1989 году резюме курсов лекций Фуко за все годы - за исключением двух последних, когда самочувствие не позволило ему подготовить их к печати, - были изданы отдельной книгой: Michel Foucault, {i}Resume descours. 1970-1982,{/i} Р., 1989.

В лекциях 1970-1971 годов, имеющих подзаголовок "{i}Воля к знанию{/i}"{i},{/i} Фуко говорит о месте, которое анализ "воли к знанию" должен занять в истории систем мысли, и обращается в этом контексте к своим прежним исследованиям, выполненным на материале психопатологии, клинической медицины, естественной истории. Он выделяет уровень дискурсивных практик, который требует особых методов работы исследователя, своего рода "археологического" анализа. Анализ этих практик и их трансформаций, пишет Фуко, "отсылает не к какому-то субъекту познания (историческому или трансцендентальному), который бы их изобретал одну за другой или обосновывал на некотором изначальном уровне", и не "к глобальному изменению ментальности, коллективной установки или же умонас

{i}345{/i}

троения", но предполагает скорее {i}волю к знанию-{/i} "анонимную и полиморфную" ({i}Resume des cours,{/i} pp.10-11). Изучение этой воли к знанию и является конститутивным моментом {i}археологического{/i} анализа {i}дискурсивных практик.{/i} Оно исходит из различения, с одной стороны, {i}знания{/i} ({i}savoir){/i} и {i}познания{/i} ({i}connaissance),{/i} с другой - {i}воли к знанию{/i} и {i}воли к истине,{/i} а также из признания различий в {i}позиции субъекта{/i} или субъектов по отношению к этой воле. В истории философии можно обнаружить весьма различные формы этой воли к знанию. Так, у {i}Ницше{/i} (Аристотель и Ницше выбраны как представляющие предельные и противоположные формы) познание есть своего рода "изобретение", за которым стоит нечто другое:

"игра инстинктов, импульсов, желаний, страха, воли к овладению" ({i}ibid.,{/i} pp.13-14); и если познание и "выдает себя за познание истины, то потому, что оно производит истину через игру первоначальной - и постоянно возобновляемой - {i}фальсификации,{/i} которая устанавливает различение истинного и ложного" ({i}ibid.,{/i} р.14). Именно такая "модель познания", максимально "удаленная от постулатов классической метафизики", - познания "фундаментальным образом заинтересованного, осуществляющегося как событие воли и вызывающего - через фальсификацию - эффект истины" ({i}ibid.,{/i} pp. 14-15), - именно такое понимание познания, продолжает Фуко, и было реализовано при анализе целого ряда феноменов, характерных для архаических греческих институтов и относящихся к области правосудия. В числе прочих рассматривалась "практика клятвы в юридических спорах и ее эволюция от "клятвы-вызова", когда стороны предают себя отмщению богов, до ассерторической "клятвы свидетеля", который, как предполагается, может утверждать истинное, поскольку видел его и при нем присутствовал" ({i}ibid.,{/i} р.15). Сложившаяся в итоге форма правосудия оказалась "соотнесенной с таким знанием, когда истина устанавливается как нечто, что можно увидеть, констатировать, измерить, что подчиняется законам, аналогичным тем, которые управляют мировым порядком, и обнаружение чего само по себе несет очистительную силу" ({i}ibid.,{/i} р.15). "Этому типу установления истины, - заключает Фуко, - и было суждено стать определяющим в истории западного знания" ({i}ibid.,{/i} p. 16).

{i}346{/i}

Вопрос об "историчности" истины, разума и рациональности - вопрос: что значит, что истина и воля к истине могут иметь историю, - один из центральных для Фуко. В {i}Порядке дискурса{/i} Фуко ничего не говорит о {i}Ницше{/i} и роли, которую тот играл для него в постановке и продумывании этого вопроса. О своем отношении к Ницше Фуко вообще говорил редко. Исключительно важно поэтому интервью 1982 года ("Structuralisme et poststructuralisme"), где он, связывая свой путь философа с вопросом о возможности {i}истории рациональности,{/i} указывает на значение Ницше в поиске ответа на этот вопрос или, быть может, - направления, в котором этот ответ следует искать: "...может ли субъект феноменологического, транс-исторического типа дать отчет в историчности разума? Вот тут-то чтение Ницше и было для меня переломом: существует {i}история субъекта,{/i} точно так же, как существует {i}история разума,{/i} и вот с вопросом о ней - об истории разума, о ее развертывании - не следует обращаться к некоему основополагающему и начальному акту рационалистического субъекта" ({i}Dits et ecrits, t.IV,{/i} p.436). Ницше интересен для Фуко прежде всего "своего рода вызовом [...] великой и древней университетской традиции: Декарт, Кант, Гегель, Гуссерль", в которой - в чем он вполне отдает себе отчет - он сам воспитан, и он пытается "взять Ницше всерьез", в точке "максимума философской интенсивности". "Я читал лекции о Ницше, но мало писал о нем. Единственный, немного шумный знак почтения, который я ему выразил, - это когда я назвал первый том {i}Истории сексуальности - "Воля к знанию"{/i}" ({i}ibid.,{/i} p.444).