Александр Клюев - Свобода от смерти

Тяжелые приступы эпилепсии, которыми с молодости страдал Достоевский, — не что иное, как периодические, нерегулируемые нисхождения Эволюционной Энергии в неподготовленное физическое сознание (тело). Если бы Достоевскому был известен этот факт и он сознательно предпринял бы ступенчатые шаги навстречу Божественной Силе, то его пребывание на земле после духовного рождения могло стать мощным каталитическим началом эволюционных процессов планетарного характера. Достоевский, как никто другой из людей, освоил нижнюю полусферу Истины и сумел, не теряя рассудка, опуститься на самое дно человеческой психики, откуда до Божественного Света, замурованного в Материи, всего один шаг, но этот шаг нельзя сделать, сознательно не призвав в тело Божественную Силу.

А странное религиозное сумасшествие Гоголя, приведшее в конце концов к смерти? Что это было? Бред психически больного или закономерная реакция организма на прикосновение нисходящей Эволюционной Силы? Судя по описаниям очевидцев последних месяцев жизни Гоголя, он предпринимал отчаянную попытку форсированно приблизиться к Богу, однако избранный им «путь молитвы и строгого длительного поста» неизбежно привел к вторжению враждебных виталических сил, справиться с которым может лишь сильная личность. Гоголь таковой не был.

Подведем итог писательским проповедям. Лев Толстой предлагал с каждым днем становиться все лучше и лучше, а следовательно, по его мнению, все Божественнее. Достоевский — страдать и верить в Христа, считая, что только в страданиях человек приближается к Богу. Гоголь — неистово молиться и истязать физическое тело. На Пути поиска Истины все они потерпели фиаско.

Из российских писателей наиболее близок был к истинному Бытию (читай — к Богу!) в последние годы пребывания на земле Михаил Михайлович Пришвин, кстати, атеист по формальным признакам. Вся его сознательная жизнь, отраженная в многотомных (почти ежедневных) дневниковых записях, — яркий пример освобождения от оков неведения и всевозможных человеческих несовершенств посредством тотального (на всех уровнях сознания) сиюмоментного, беспристрастного наблюдения за всем происходящим (в природе, в межчеловеческих отношениях, в собственном сознании). Размеренная проза Пришвина сама по себе чрезвычайно медитативна и может служить образцом тотального восприятия окружающего мира. В этом в мировой литературе ему, пожалуй, нет равных.

Поэзия.Поэзия как литературный жанр требует от автора прежде всего предельной искренности. Если в прозе фальшь способна каким-то образом растворяться, то в поэзии она всегда на виду. Истинная поэзия рождается не в уме или в чувствах поэта, и не в словесной форме, а в форме вибраций в недрах психического существа, способного чутко воспринимать как боль, так и радость во всей полноте и нюансах.

Настоящий поэт предстает перед читателем в наготе восприятия окружающего мира, что в процессе творчества довольно болезненно для самого автора. Лишь истинный читатель способен сопереживать поэтическим откровениям, заражаясь вибрациями, уловленными автором. Чудо восприятия поэзии кроется именно в этом.

Истинные поэты, в отличие от писателей, имеют уникальную возможность на вибрационном уровне свободно путешествовать по разным планам сознания. Чем более развито у поэта психическое существо, тем шире возможности его творческого проникновения в диаметрально противоположные пространственные сферы (как в сферы Глобального Разума, так и в «дьявольские» недра плотноматериального мира). Именно этим определяется диапазон и глубина поэтического творчества. Правда, таких поэтов в мировой истории единицы. Из зарубежных — Данте и Гете, из российских — пожалуй, только Лермонтов и Блок.

Однако до рождения психического существа, когда оно сосуществует с «эго», находясь с ним в постоянном конфликте, поэт подвергается опасности — в один из периодов (даже моментов) жизни быть раздавленным либо Светом, либо Тьмой посещаемых сфер. Лишь после акта рождения психического существа в сознании устанавливается достаточная ровность и появляется возможность противостоять «враждебным силам». Истоки трагических судеб многих больших поэтов в непримиримом конфликте «эго» с психическим существом: Лермонтов, Блок, Есенин, Маяковский, Цветаева, Рубцов….

У поэтов, в отличие от писателей, неизмеримо выше возможность продвигаться в направлении духовного становления, однако непонимание причин своего болезненного депрессивного состояния (а оно неизбежно на творческом пути) приводит к разным формам бегства (потребление алкоголя, наркотиков, бесконечный поиск любви и пр.) с последующими трагическими развязками.

В самом начале двадцатого столетия авангардистские и модернистские течения буквально захлестнули поэзию. Разрушение естественного языка, причудливые и изощренные умственные конструкции, урбанистические и апокалиптические мотивы, усложненная метафора, игра ритмов, нарочитая дурашливость и прочее стало отражением прогрессирующего мирового хаоса. Сами поэты, непомерно раздувая собственное «эго», стали бессознательными проводниками этого хаоса.

Философия.В настоящее время гуманитарное научное направление, именуемое философией, полностью себя исчерпало. На определенном этапе развития человечества философия (как наука о всеобщей природе вещей), безусловно, играла позитивную роль.

В древнем мире именно философия активно стимулировала процесс познания человеком окружающего мира и определила место самого человека во Вселенной (вспомните блестящую плеяду древнегреческих философов — Анаксимандр, Анаксимед, Анаксагор, Демокрит, Сократ, Платон и др.).

В средние века философия практически утратила свое истинное предназначение и превратилась в ловкую игру ума, упивающегося своей «мудростью». Немецкая классическая философия в лице Гегеля, Канта, Фейербаха и последнего из могикан — Хайдеггера, который в конце концов даже перестал понимать собственные откровения, фактически подвела итог периоду изощренного мудрствования. Здесь было бы честным признать, что за пределами ума (пусть даже Высшего) есть «нечто», что самим умом познать невозможно (кантовская «вещь в себе»). А потому надо искать выход за пределы ума и с помощью принципиально нового инструмента — надстоящего над умом — исследовать реальность. Но этого не происходит, и многословные философские рассуждения на всевозможные темы вновь продолжаются в поле умственных спекуляций.

На российской почве возникла так называемая религиозная философия (Вл. Соловьев, Булгаков, Лосев и др.), которую некоторые христианские патриоты от философии пытаются представить как истинную. Религиозные философы, опять-таки посредством умозаключений, пытались породнить рациональное природное начало с основами христианства. На бумаге все выглядит красиво, убедительно и… многословно, но практической пользы — ни-ка-кой!