Эвальд Ильенков - Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении

Труд вообще есть безусловно необходимое условие возможности, условие бытия, возникновения и развития и ренты, и капитала, и заработной платы.

Но он же является и условием их "небытия", их отрицания, их уничтожения. Труд вообще столь же безразличен к "бытию" капитала, как и к его "небытию". Тут точно такое же отношение, как у атома -- к человеческому мозгу.

Он является всеобщим и необходимым условием его возникновения, но он не является внутренне необходимым условием, таким условием, которое одновременно есть столь же необходимое следствие. Тут нет формы внутреннего взаимодействия, внутренней взаимообусловленности.

И из рассмотрения атома самого по себе (как всеобщего и необходимого условия возникновения мозга) -- никогда, никакими силами не поймешь той конкретной формы взаимодействия, в которой миллиарды миллиардов атомов составляют мозг.

Так же и из рассмотрения "труда вообще" -- той необходимости, с которой труд внутри товарно-капиталистической системы производит капитал, заработную плату и ренту...

В связи с этим пороком односторонне-аналитических абстракций, выработанных классиками буржуазной науки, Маркс замечает:

"Перейти от труда прямо к капиталу столь же невозможно, сколь невозможно от расовых особенностей перейти прямо к банкиру или от природы -- к паровой машине".

Перекликаясь с известным афоризмом Фейербаха -- "из природы прямо не выведешь даже бюрократа", Маркс и с этой стороны подводит к тому же выводу: все трудности теоретического анализа и синтеза решаются реально на почве категории конкретно-исторического взаимодействия, взаимообусловленности явлений внутри определенного, исторически возникшего и развившегося целого, внутри конкретно-исторической системы взаимодействия.

Иными словами, и "анализ-синтез" и "дедукция-индукция" перестают быть метафизически полярными, а потому и беспомощными логическими формами только на почве сознательно исторического взгляда на исследуемую реальность, на основе представления о любой предметной реальности как об исторически возникшей и развившейся системе взаимодействующих явлений. Такой взгляд и дал Марксу в руки четкий рациональный критерий, согласно которому, опираясь на всю рационально понятую историю практики человечества, он уверенно разрешил трудности, связанные с проблемой "теоретического анализа", "теоретического синтеза", теоретической дедукции и теоретической индукции.

В практике человечества, взятой во всем ее историческом объеме, Маркс и обрел критерий для различения эмпирического "синтеза" -- и синтеза теоретического, аналитических абстракций, фиксирующих всеобще-эмпирическое положение дел -- и теоретических абстракций, фиксирующих в своей взаимосвязи внутренне необходимую связь выражаемых ими явлений.

И если у Смита-Рикардо, а также у Гегеля чисто эмпирический "синтез" часто выдается за теоретический, если все трое постоянно выдают исторически-преходящую форму явления за его внутреннюю структуру, за вечную природу явлений и "дедуктивно" -- из природы вещей -- "выводят" оправдание самой грубой эмпирии, то методы Маркса выставляют строжайшие логические, философские преграды для подобных ходов мысли.

И "дедукция", и "индукция", и "анализ", и "синтез" оказываются теоретически могучими логическими средствами обработки чувственно-эмпирических фактов именно потому, что они сознательно ставятся на службу исторического по существу похода к исследованию.

Иными словами, потому, что они основываются на диалектико-материалистическом понимании объекта как исторически возникшей и развертывающейся системы взаимодействующих особым образом явлений.

Потому-то "аналитический метод Маркса" -- метод, восходящий от "целого", данного в созерцании -- к условиям его возможности, -- и совпадает с методом генетического выведения теоретических определений, с логическим прослеживанием реального происхождения одних явлений -- из других, денег -- из движения товарного рынка, капитала -- из движения товарно-денежного обращения, в которое попадает рабочая сила и т.д. Эта -- историческая по существу точка зрения на вещи и на процесс их теоретического выражения и позволила Марксу четко поставить вопрос о реальной субстанции стоимостных свойств продуктов труда, о всеобщей субстанции всех остальных конкретно-исторических категорий политической экономии.

Не труд вообще, в конкретно-историческая форма труда была понята как субстанция стоимости. А в связи с этим совершенно по-новому встал вопрос о теоретическом анализе стоимости по ее форме -- она предстала как конкретно-всеобщая категория, дающая возможность понять теоретически ("вывести", "дедуцировать") ту реальную конкретно-историческую необходимость, с которой стоимость превращается в "прибавочную стоимость", в "капитал", в "заработную плату", в "ренту" и все прочие развитые конкретные категории стоимости.

Иными словами, впервые был полностью раскрыт и проанализирован исходный пункт, отправляясь от которого, можно действительно развить всю систему теоретических определений предмета с логической необходимостью, отражающей необходимость реального генезиса товарно-капиталистической формации.

В чем заключался этот конкретный анализ стоимости по ее форме, тот самый анализ, которого недоставало Давиду Рикардо? Ответ на этот вопрос и должен дать нм ключи к пониманию теоретической "дедукции категорий" в "Капитале", к пониманию его способа восхождения от абстрактного к конкретному.

Процесс восхождения от всеобщего теоретического определения предмета -- к пониманию всей сложности его исторически развитой структуры "конкретности", -- предполагает конкретный и полный анализ исходной, всеобщей категории науки. Мы видели, что недостаточная конкретность анализа стоимости у Рикардо предопределила и неуспех замысла Рикардо развить всю систему теоретических определений, построить все здание науки на одном, прочно и категорически установленном фундаменте, не дала ему возможности "вывести" даже ближайшую категорию -- деньги, не говоря уже обо всем остальном.

Вопрос о конкретном и полном анализе всеобщей категории науки и ныне остается одним из самых животрепещущих и труднейших вопросов любой науки.

Известно, какие разногласия возникают в нашей эстетике сразу, как только речь заходит о таких категориях, как "красота", "прекрасное", "эстетическое".

Известно, как часто химик, в совершенстве владеющий проблематикой того раздела химии, которому он посвятил жизнь, оказывается в превеликом затруднении, когда перед ним встает вопрос об объективной природе тех вещей, которые он исследует, -- вопрос о том, что такое "химическое соединение вообще".