Валентин Ирхин - Крылья Феникса; Введение в квантовую мифофизику

Вы, по всей вероятности, действительно не увидите чуда. Наверное, вы правы и тогда, когда находите естественное объяснение всем странным происшествиям вашей прошлой жизни. Господь не сыплет чудес на природу, как перец из перечницы. Чудо - большая редкость. Оно встречается в нервных узлах истории - не политической и не общественной, а иной, духовной, которую людям и невозможно полностью знать. Пока ваша мысль от таких узлов далека, вам нечего ждать чуда. Вот если бы вы были апостолом, мучеником, миссионером - дело другое. Тот, кто не живет у железной дороги, не видит поездов. Ни вы, ни я не присутствуем при заключении важного договора, или при научном открытии, или при самоубийстве диктатора. Еще меньше шансов у нас присутствовать при чуде. Но я и не советую к этому стремиться. Насколько известно, чудо и мученичество идут по одним дорогам; а мы по ним не ходим.

(К. С. Льюис. Чудо)

Безусловность авторитета Писания утверждается и в иных религиях, например, в индуизме. Наиболее древний слой индуистского канона -ведические гимны поэтов-риши, от которых ведут происхождение мистическая философия упанишад, а затем бесчисленные комментарии научных трактатов различных религиозных школ. Тексты всегда освящались традицией; личные идеи, мнения и прозрения ценились очень мало. Хотя буддисты отвергли авторитет четырех индуистских Вед, они быстро сформировали свой собственный обширный канон. Входящие в его состав сутры часто имеют исторически позднее происхождение, но все равно трактуются как слова, переданные от Будды, а потому цитируются как основной аргумент не только в религиозных, но и в философских и психологических трудах буддийских ученых.

Священный текст как божественная реальность пересекается с исторической реальностью земного мира в определенных точках бытия. Согласно ортодоксальному иудаизму, вся Тора (в широком смысле слова, то есть включая все тексты Библии, позднейшие талмудические и каббалистические комментарии и даже всю последующую историю еврейского народа) была открыта Моисею на горе Синай. По преданию, Моисею было передано все, что будет говориться в каждом споре и что каждый прилежный ученик скажет своему учителю (а не только наоборот).

Христианский Символ Веры содержит упоминание о распятии Христа при Понтии Пилате; сингулярность Голгофы - решающее событие мировой истории. Однако это же событие воспроизводится в жизни каждого человека, проходящего крестный путь Христа. Между Писанием и жизнью (прежде всего, духовной!) существует глубокая двойственность, которая может также пониматься как дополнительность. С этой точки зрения снимается вопрос об исторической достоверности событий, описанных в Библии, требование буквальной реализации пророчеств и т. д. В зависимости от конкретной ситуации и применительно к конкретному человеку на первый план может выходить либо один, либо другой аспект этой двойственности (подобно тому, как в данном физическом эксперименте мы можем исследовать либо корпускулярные, либо волновые свойства электрона).

Организующая роль текста как инструмента постижения реальности подчеркивается и некоторыми современными философами, в частности, это одна из ключевых тем в лекциях М. К. Мамардашвили, изданных под заглавием Психологическая топология пути. Приведем несколько характерных цитат из этой книги:

Текст, то есть составление какой-то воображаемой ситуации, является единственным средством распутывания опыта; когда мы начинаем что-то понимать в своей жизни, и она приобретает какой-то контур в зависимости от участия текста в ней;

Все дело в том, что получить смысл, установить, что есть на самом деле, нам удается, если мы построим для этого текст... Текст есть то, что соединяет... Текст есть нечто, посредством чего мы читаем что-то другое. Текст есть нечто, посредством чего мы читаем событие;

Мы имеем дело, скажем так, с трагической конечностью человека. Дело в том, что мы не можем - поскольку мы конечны, у нас нет бесконечного времени - встретиться эмпирически со всем тем, что создано для нас. Не можем -потому что пространство нашей жизни ограничено, даже географические возможности ограничены... Есть что-то, что действует против человеческой ограниченности и против человеческой конечности. Такими действующими инструментами являются те вещи, которые я назвал текстами;

Нет таких механизмов, которые сами по себе обеспечивали бы, чтобы красота длилась, свобода длилась, и т. д. Каждый раз мы своим усилием и риском должны воспроизводить. Но есть инструмент, который помогает человеку в этом усилии. Такой помощью в усилии является текст (в широком смысле слова).

События и символы, описанные в Священном писании (все же точнее - сам текст Писания) задают ту систему координат, в которой мы можем описывать наш жизненный (в том числе и прежде всего - внутренний!) опыт, траектории, по которым мы движемся. Важно понимать: то, что происходит с Христом, или Иудой, или Иовом - происходит с нами. И лучше бы (имея в виду, скажем, опыт Иова или, не дай Бог, ситуацию Иуды) пережить это только метафорически и символически, в своем сознании. Текст дает нам такую возможность, компенсируя конечность человеческого существования. Жизнь слишком коротка, чтобы ограничивать себя заданной свыше судьбой (а то и возможным тупиком); когда-то нужно подумать и о личной свободе. Формальное благочестие и смирение здесь теряют свое значение. Тому, кто, понял и освоил Писание, ничего уже не страшно - ни в земной жизни, ни в запредельной реальности.

Данный Н. Бором анализ принципа дополнительности сыграл важнейшую роль в обсуждении философских и даже теологических вопросов, связанных с развитием физики, в том числе и потому, что создал прецедент обсуждения гуманитарных проблем учеными-естествоиспытателями. С другой стороны, конкретная аргументация, использованная им при формулировке и развитии принципа дополнительности, как представляется, может быть существенно дополнена с учетом новейших достижений как в лингвистике, так и в психологии. Прежде всего следует учесть, что классический характер языка, подчеркиваемый Бором, не означает классического характера сознания, или психики как целого. Значительная часть содержания психики не может быть вербализована, то есть выражена средствами обыденного языка. Эти вопросы стояли в центре внимания философии Л. Витгенштейна и являются стержнем многих современных направлений гуманитарной мысли: