Борис Бирюков - Репрессированная книга: истоки явления

Об истории цензуры в докоммунистические времена советскими книговедами написано много. Мы узнаем из их работ, например, о различии между предварительной и карательной цензурой. В первом случае рукопись будущей книги или статьи рассматривалась контролирующими органами до напечатания, во втором же случае изготовленное типографское издание поступало на просмотр цензору, который мог запретить выход его в свет, а автор либо издатель рисковал быть подвергнутым тем или иным санкциям. «Воздействие цензуры на библиологический материал, — пишет другой советский автор 1920-х годов, имея в виду досоветскую цензуру, — сказывалось в том, что некоторые книги совершенно уничтожались (сжигались и переваривались вновь в бумажную массу), другие сокращались и переделывались, третьи получали только ограниченное распространение». [41]

Эта характеристика, разумеется, полностью применима к советской цензуре, восходящей к соответствующим ленинским декретам. Цензура эта с самого начала была и предварительной, и карательной. Со временем контроль за книгой и читателем принял тотальный характер, породив такие бюрократические установления, как иерархию грифов различной строгости, ограничивавших распространение произведения печати, такие социальные феномены, как «сам» и «тамиздат», и такие психологические явления, как жесткая самоцензура автора и редактора.

Итак, Ленин вспомнил о книге и библиотеках сейчас же после захвата власти. И не забывал об этом, пока был жив и сознательно вел дела. Например, в связи с задуманной им высылкой за границу ведущих представителей русской культуры он 19 мая 1921 г. направил письмо Ф. Э. Дзержинскому, в котором требовал: «Обязать членов Политбюро уделять 2–3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и добиваясь присылки в Москву без проволочек всех (!) некоммунистических изданий». [42]Это, по замыслу главы советского правительства, должно было служить правильному подбору лиц, подлежащих лишению российского гражданства и высылке за пределы страны.

И, видимо, не случайно именно в книжно-библиотечной сфере при жизни вождя протекала «просветительная» деятельность его супруги — Н. К. Крупской. По тому, насколько налажено библиотечное дело, писала она, судил Ильич о культуре: «Постановку библиотечного дела он считал одним из показателей культурного уровня страны». [43]«Налаживание» же библиотечного дела сводилось, в основном, к трем акциям: национализации библиотек, иных книжных собраний, к их «чистке» и к всемерному внедрению «нашей» книги. И то, и другое, и третье проводилось под флагом — «Сделать книгу достоянием народа!».

И «налаживание» пошло. 26 ноября 1918 г. Совет народных комиссаров издает за подписью председателя СНК В. Ульянова-Ленина и управляющего делами СНК — В. Бонч-Бруевича декрет «О порядке реквизиции библиотек, книжных складов и книг вообще », [44]которым установил, что подобная реквизиция производится лишь «с ведома и согласия» Народного комиссариата просвещения, поручив этому комиссариату разработать ее порядок. Спустя месяц — 27 декабря — комиссариат издал инструкцию о порядке реквизиции частных библиотек. Данная инструкция объявляла все частные библиотеки, коль скоро в книжном собрании было более 500 томов и принадлежит оно «гражданам, по своей профессии не нуждающимся в книгах, как рабочий нуждается в своих инструментах», — государственной собственностью. Конфискуемые книги должны были поступать в библиотеки отделов Народного комиссариата просвещения. [45]

В «Справочнике» Н. Вержбицкого, выпущенного в Перми в 1920 г., мы находим выразительный перечень конфискационных акций советской власти, направленных против книги:

«23 окт. (10 окт.) [1918 г.]. Московский Совет объявил своею собственностью все московские книгоиздательства, книжные склады, лавки и библиотеки». [46]

«15 февраля [1919 г.]. За последние 2 месяца Библиотечным отделом Наркомпроса вывезено из бесхозяйственных (!) библиотек в книжный Государственный фонд 200 000 томов. Среди этих книг оказалось много очень ценных изданий, которые едва не погибли, оставленные (!) своими владельцами» («Народное просвещение», № 32). [47]

«20 июня [1920 г.]. — Центральная учетно-распределительная комиссия при Наркомпросе (была такая комиссия! — Б. Б.) разослала по всем губерниям циркуляр», согласно которому запасы книг, «принадлежащих как частным лицам, так и кооперативам, издательствам, учитываются и передаются на общих основаниях У.Р.К. с уплатой за реквизированные книги по ценам, утвержденным Госиздательством». [48]

Гражданская война позволяла широко практиковать конфискации и реквизиции; 17 января 1920 г. выходит подписанное В. И. Лениным постановление СНК «О порядке сбора и использования литературы, изъятой у белогвардейцев». На комиссариат иностранных дел, Регистрационное управление Полевого штаба Реввоенсовета республики, ВЧК и все подведомственные ВЧК органы, а также на Военный комиссариат с его подведомственными органами возлагалась обязанность «направлять имеющуюся у них белогвардейскую литературу, русскую и заграничную, по использовании ее для их специальных целей, в Народный комиссариат просвещения для хранения и общественного пользования в государственных библиотеках». [49]

Для «общественного пользования» — и любую, в том числе и «белогвардейскую» книгу? Полноте, «массе» ведь нужна только «наша» книга. Ибо, как писала Н. К. Крупская: «Есть книги организующие и есть книги дезорганизующие». [50]Исходя из подобного разграничения, супруга вождя в первые годы советской власти обосновывала национализацию книжных богатств страны и следовавшее за этим «очищение» книжных собраний от «дезорганизующих» книг. Более того, она непосредственно направляла фильтрацию библиотечных фондов.

В апреле 1920 года Н. К. Крупская публикует в «Правде» (№ 75) статью «Централизация библиотечного дела», в которой рисует следующую перспективу: «чтобы снабдить желающих книгой, нужно будет увеличить издательское дело в сотни, тысячи раз. Сейчас, при общей разрухе, это невозможно. Выход один: перейти от индивидуальной, частной собственности на книгу к общественному пользованию ею. Общественное пользование книгой возможно лишь при развитии самой широкой сети библиотек». [51]

Спустя две недели — 20 апреля 1920 г. — Совнарком за подписью Ленина издает очередной конфискационный акт: декрет «О национализации запасов книг и иных печатных произведений […], принадлежащих частным лицам, учреждениям и организациям». Согласно этому декрету, все запасы «книг и иных печатных произведений (за исключением библиотек), принадлежащие как частным лицам, так и кооперативным и всяким другим организациям», «объявляются собственностью государства (национализация)». [52]