Элвин Тоффлер - Метаморфозы власти

Например, система Иридиум, о которой объявила корпорация Моторола, разместит 77 крошечных спутников на низкой орбите, что позволит миллионам людей в отдаленных или малонаселенных регионах, вроде советской Арктики, Китайской пустыни или внутренних районов Африки, посылать и принимать голосовые, информационные и цифровые сигналы по мобильным телефонам.

Нет необходимости тянуть медные или даже оптоволоконные кабели через тысячи миль джунглей, льда или песка. Мобильные телефоны будут связываться прямо с ближайшим спутником, который будет передавать сообщения. Другие разработки точно так же резко сократят огромные расходы на телекоммуникации, делая их доступными современным бедным странам. Широкомасштабное производство и сверхконкуренция между американскими, европейскими и японскими поставщиками также снизит цены.

Новые ключ к экономическому развитию очевиден.

«Пропасть», которую надо преодолеть, — информационная и электронная. Это пропасть не между Севером и Югом, а между медленными и быстрыми.

Драматическая гибель государственного социализма в Восточной Европе и его кровавые муки от Бухареста до Баку и Пекина не случайны.

Социализм столкнулся с будущим.

Социалистические режимы распались не из-за пилотов ЦРУ, капиталистического окружения или экономического удушения извне. Восточноевропейские коммунистические правительства опрокинулись по принципу домино, как только Москва сообщила, что больше не будет использовать войска для их защиты от собственного народа. Но кризис социализма как системы в Советском Союзе, Китае и других странах имеет гораздо более глубокие причины.

Как изобретение Гутенбергом печатного станка в середине XV в. привело к распространению знаний и ослабило контроль католической церкви за знаниями и общением в Западной Европе [484], в конце концов воспламенив протестантскую Реформацию, так и появление компьютера и новых средств коммуникаций в середине XX в. подорвало контроль Москвы за умами в странах, где она правила или которые держала в плену.

Еще в 1956 г. советский лидер Никита Хрущев мог мечтать о том, чтобы «похоронить Запад» [485]. По иронии судьбы именно в тот год «синие воротнички» в Соединенных Штатах впервые уступили в численности работникам с высшим образованием, а также работающим в области сервиса — это был сигнал о наступающем конце экономики «фабричных труб» и возникновении сверхсимволической экономики.

Так же иронично выглядит тот факт, что работники умственного труда обычно отвергались экономистами-марксистами (и многими классическими экономистами также) как «непроизводительные». Тем не менее именно эти якобы непроизводительные работники, возможно, больше, чем другие, произвели с середины 50-х годов западной экономике впрыскивание огромной дозы адреналина.

В наше время, даже со всеми своими якобы имеющимися неразрешенными «противоречиями», капиталистические страны с высокой технологией настолько вырвались вперед остального мира экономически, что слова Хрущева звучат сейчас смешно. Именно капитализм, основанный на компьютере, а не социализм, основанный на «фабричной трубе», осуществил то, что марксисты называют «качественным скачком» вперед. Реальная революция, распространяющаяся по высокотехнологичным странам, сделала социалистические страны действительно глубоко реакционным блоком, возглавляемым престарелыми людьми, пропитанными идеологией XIX в. Михаил Горбачев был первым советским лидером, признавшим этот исторический факт.

В речи 1989 г., когда прошло около 30 лет после появления в Соединенных Штатах новой системы создания благосостояния, Горбачев заявил: «Мы были почти последними, кто понял, что в эпоху информационной науки наиболее ценным качеством являются знания» [486].

Он пришел к власти не просто как выдающаяся личность, а как представитель нового класса лучше образованных, преимущественно беловоротничковых советских граждан, т. е. группы, презираемой предыдущими лидерами. И группы, наиболее тесно связанной с символической обработкой и производством.

Сам Маркс дал классическое определение революционной ситуации. Она наступает, сказал он, когда «общественные отношения производства» (т. е. характер владения и контроля) не позволяют дальше развиваться «средствам производства» (грубо говоря, технологии) [487].

Эта формула прекрасно определяет кризис мирового социализма. Так же как феодальные «общественные отношения» некогда мешали развитию промышленности, теперь социалистические «общественные отношения» не позволяют социалистическим странам воспользоваться преимуществом новой системы создания благосостояния, основанной на компьютерах, коммуникациях и прежде всего на открытой информации. Фактически главной причиной провала великого эксперимента государственного социализма XX в. были его устаревшие идеи относительно знаний.

С небольшими исключениями государственный социализм привел не к изобилию, равенству и свободе, а к однопартийной политической системе... расцвету бюрократии... жестокой тайной полиции... государственному контролю за средствами информации... секретности... и подавлению интеллектуальной и художественной свободы.

Оставляя в стороне океаны пролитой крови, необходимые для поддержания этой системы, внимательный взгляд на нее показывает, что каждый из ее элементов — это не только способ организации людей, но и — если брать глубже — конкретный способ организации, передачи и контроля знаний.

Однопартийная политическая система предназначена для того, чтобы контролировать политическое общение. Поскольку не существует других партий, она ограничивает разнообразие политической информации, протекающей через общество, блокирует обратную связь и тем самым не позволяет находящимся у власти увидеть всю сложность проблем. Имея очень узкий канал, по которому информация поступает наверх, а команды — вниз, системе становится очень трудно распознавать ошибки и исправлять их.

Фактически контроль сверху донизу в социалистических странах был во все большей степени основан на лжи и дезинформации, поскольку сообщать о плохих новостях вверх по линии зачастую было рискованно. Решение управлять однопартийной системой — это решение прежде всего относительно знаний.

Всевластная бюрократия, которую социализм создал во всех областях жизни, также была, как мы говорили в главе 15, средством ограничения знаний, их определяли в какие-то отсеки или укромные местечки, общение могло идти только по «официальным каналам», а любое неформальное общение или организации были вне закона.