Бхагаван Раджниш - Свобода. Храбрость быть собой

Я сказал отцу: «Вместо того, чтобы мне мешать, пожалуйста, объясни мне, какие деревья опасны, чтобы я мог их избегать, а какие не опасны, чтобы я мог на них лазать. Но если ты попытаешься мешать мне лазать на деревья, это опасно: я могу залезть на неправильное дерево, и ответствен за это будешь ты. Я не собираюсь прекращать лазать по деревьям, я это люблю».

Это действительно один из самых красивых опытов: быть на верхушке дерева, на солнце, под сильным ветром, когда все дерево танцует, — очень вдохновляющий опыт.

Я сказал: «Я не собираюсь этого прекращать. Твоя работа состоит только в том, чтобы сказать мне в точности, на какие деревья я не должен лазать, потому что я могу с них упасть, что-то поломать, повредить себе тело. Но не давай мне общего приказа перестать по ним лазать. Этого я не сделаю».

Моему отцу пришлось ходить со мной по городу и показывать мне, какие деревья опасны. Я задал ему второй вопрос: «Знаешь ли ты в этом городе какого-нибудь эксперта по лазанию, чтобы он мог научить меня лазать по опасным деревьям?»

Он сказал: «Это уже слишком! Это заходит слишком далеко. Ты мне сказал, я тебя понял…»

Я сказал: «Я этому последую, потому что я сам это предложил. Но деревья, которые ты называешь опасными, самые привлекательные, потому что на них растет джамун — индийский фрукт. Он очень вкусный, и когда он созреет, может быть, я не смогу устоять перед искушением. Ты — мой отец, и это твой долг… наверное, ты знаешь кого-то, кто может мне помочь».

Он сказал: «Если бы я знал, что быть отцом так трудно, я никогда не стал бы отцом — по крайней мере, твоим! Да, я знаю одного человека», — и он представил меня одному человеку, который был старым лазальщиком, лучшим из лучших. Он по работе подстригал деревья и был так стар, что нельзя было поверить, что он все еще может это делать. Он брался только за редкие работы, которых не мог сделать никто другой… большие деревья, которые разрастались и закрывали дома, — он подстригал их ветви. Он был настоящим экспертом, и он это делал, не повреждая ни корней деревьев, ни домов. Сначала он привязывал веревками ветви, которые нужно было удалить, к другим ветвям. Затем он обрезал эти ветви и при помощи веревок удалял срубленные ветви от дома и сбрасывал на землю. И он был так стар! Но каждый раз, когда возникала ситуация, с которой не мог справиться никто другой, он был готов.

И мой отец сказал ему: «Научите чему-нибудь этого мальчика, особенно о тех деревьях, по которым опасно лазать, которые могут сломаться». Ветка может обломиться… два или три раза я уже падал — у меня до сих пор на ногах шрамы. Этот старик посмотрел на меня и сказал: «Никто никогда не приходил ко мне, чтобы попросить об этом, и особенно с ребенком!.. Это опасное дело, но если он это любит, я буду рад его научить». И он научил меня лазать по деревьям, которые были опасны. Он показал мне все возможные стратегии, как защитить себя. Если ты хочешь подняться высоко на дерево и не упасть на землю, сначала привяжи себя веревкой к такой точке дерева, в которой ты чувствуешь, что оно достаточно сильно, затем поднимайся вверх. Если ты упадешь, то повиснешь на веревке, не упадешь на землю И это мне помогло; с тех пор я никогда не падал!

Функция отца или матери велика, потому что они вводят в мир нового гостя — который ничего не знает, но приносит с собой некий потенциал. И пока потенциал ребенка не растет, ребенок будет оставаться несчастливым. Никаким родителям не хочется, чтобы их дети оставались несчастливыми, они хотят, чтобы дети были счастливыми. Неправильно только направление родительского мышления. Родители думают, что если дети станут докторами или профессорами, инженерами, учеными, то будут счастливыми Кто знает! Дети могут быть счастливыми, только став теми, кем пришли стать. Они могут вырасти только из того семени, которое в себе несут.

Таким образом, помогите детям всеми возможными путями, давая им свободу, давая возможности. Обычно, если ребенок что-то спрашивает у матери, то, даже не слушая ребенка, не слушая, что он спрашивает, мать говорит «нет». «Нет» — это слово власти; в отличие от «да». Поэтому ни отец, ни мать, ни кто бы то ни было, у кого есть власть, не хочет говорить «да» — какой бы небольшой ни была просьба.

Ребенок хочет выйти из дома и поиграть на улице: «Нет!» Ребенок хочет выйти на улицу, когда идет дождь, и потанцевать под дождем: «Нет! Ты простудишься». Даже простудиться ради этого стоило бы — и необязательно ребенок простудится. Фактически, чем больше вы защищаете ребенка, тем более он становится уязвимым. Чем больше вы ему разрешаете, тем сильнее становится его иммунитет.

Родители должны научиться говорить «да». В девяноста девяти случаях из ста, когда они обычно говорят «нет», для этого нет никакой другой причины, кроме желания показать свою власть. Не каждый может стать президентом страны, получить власть над миллионами людей. Но каждый может стать мужем, может получить власть над женой; каждая жена может стать матерью, может получить власть над ребенком; каждый ребенок может завести плюшевого мишку, получить власть над плюшевым мишкой… швырять из одного угла в другой, давать ему оплеухи, оплеухи, которые ему хотелось бы дать матери или отцу. И у бедного плюшевого мишки нет никого, кто стоял бы ниже.

Это общество основано на власти. Если мы создадим много детей, у которых была свобода, которые слышали «да» и редко слышали «нет», основанное на власти общество исчезнет. У нас будет более человечное общество. Таким образом, дело не только в детях. Эти дети станут обществом завтрашнего дня: ребенок — это отец человека.

Истинная свобода не имеет ничего общего с внешним миром.

Истинная свобода — не политическая, не экономическая; она — духовна. Политическую свободу можно в любой момент отнять; экономическая свобода может исчезнуть, точно как исчезает роса на утреннем солнце. Она не в ваших руках. А то, что не в ваших руках, не может называться истинной свободой

Истинная свобода — всегда духовна. Она имеет некую связь с вашим глубочайшим внутренним существом, которое нельзя заковать в цепи, на которое нельзя надеть наручники, которое нельзя заключить в тюрьму.

Да, тело может страдать от всех этих вещей, но ваша душа — внутренне и неотъемлемо свободна. Вам не нужно просить этой свободы, не нужно за нее бороться. Она уже есть, есть в это самое мгновение. Когда вы обращаетесь вовнутрь, все цепи, все тюрьмы, рабство во всех формах исчезает — а форм у него много. Свобода только одна; форм рабства много — точно как истина одна, а форм лжи могут быть тысячи.

Что такое в точности эта внутренняя субстанция свободы? Она состоит в том, что вы свободны от прошлого, что вы свободны от будущего. У вас нет воспоминаний, которые приковывают вас к прошлому, тащат вас всегда назад — что противно существованию; ничто не движется вспять. И это свобода также и от воображения, желания, жажды — они тащат вас в будущее.