Карл Маркс - Собрание сочинений, том 19

«Вар», — говорит Дион, — «держал свою военную силу не в должном порядке, не в одном месте, как следует делать во вражеской стране, а предоставлял отряды солдат тем германцам, которые нуждались в их помощи и просили его об этом то для охраны какого-нибудь укрепленного пункта, то для поимки разбойников, то для сопровождения транспортов с хлебом» [308].

Между тем, главные заговорщики, Арминий и Сегимер, постоянно были около него и часто сидели за его столом. По словам Диона, Вара уже тогда предостерегали, но его доверие не знало границ. Наконец, осенью, когда все уже было подготовлено к восстанию и Вара вместе с его главными силами заманили в землю херусков до самого Везера, мнимое восстание, будто бы вспыхнувшее в некотором отдалении, подало сигнал к действительному восстанию. Еще тогда, когда Вар получил это известие и отдал приказ к выступлению, его предостерегал другой предводитель херусков, Сегест, бывший, по-видимому, в родовой вражде с семьей Арминия. Вар не хотел ему верить. Тогда Сегест предложил ему перед выступлением заковать в цепи его самого, Арминия и других вождей херусков; исход дела должен был показать, кто прав. Но доверие Вара не было поколеблено даже тогда, когда заговорщики остались после его ухода под предлогом собрать союзников и вместе с ними поспешить к нему.

Это и произошло в действительности, только не так, как того ожидал Вар. Войско херусков было уже в сборе. Они первым делом разбили стоявшие у них римские отряды, о присылке которых они раньше сами просили, и затем ударили во фланг выступившему Вару. Вар продвигался по скверным лесным дорогам; здесь в земле херусков еще не было мощеных римских военных дорог. Застигнутый врасплох, он понял, наконец, свое положение, проникся мужеством и с этого момента вел себя как римский полководец; но было уже поздно. Он приказал войску построиться в колонны, привести в порядок большой обоз, состоявший из женщин, детей, повозок и вьючных животных, и охранять его, насколько это было возможно на узких дорогах и в густых лесах, и направился к своей операционной базе, каковой мы должны считать Алезию. Грунт размяк от проливного дождя, затруднявшего движение, то и дело расстраивал непомерно большой обоз. С большими потерями Вару удалось достигнуть покрытой густым лесом горы со свободной площадкой хоть для какого-нибудь лагеря, который был разбит и укреплен еще в относительном порядке и в соответствии с уставом; войско Германика, спустя 6 лет посетившее это место, еще отчетливо видело здесь «укрепление трех легионов» [309]. С решимостью, соответствовавшей его положению, Вар приказал сжечь все повозки и поклажу, в которых не было крайней необходимости. На следующий день он проходил через открытую равнину, но опять понес столь значительные потери, что войска еще больше были расстроены, и вечером уже невозможно было как следует укрепить лагерь; Германик нашел лишь наполовину развалившийся вал и неглубокий ров. На третий день путь опять лежал по лесистым горам, и здесь Вар и большинство его военачальников потеряли мужество. Вар покончил с собой, легионы были уничтожены почти целиком. Только конница спаслась под предводительством Вала Нумония; спаслись также, по-видимому в Алезию, и отдельные беглецы из пехоты. Алезия продержалась по крайней мере еще некоторое время, так как германцы не были знакомы с регулярным ведением осады; позднее гарнизон — весь или его часть — пробил себе дорогу. Напуганный Аспрен ограничился, по-видимому, кратковременным походом, чтобы встретить гарнизон. Бруктеры, сигамбры и все мелкие племена восстали, римское господство было снова отброшено за Рейн.

О местности, в которой совершался этот поход, много спорили. Наиболее вероятно, что Вар перед сражением стоял в котловине Ринтельн, где-нибудь между Хаусберге и Хамельном; что предпринятое после мнимого восстания и вслед за первым нападением отступление происходило по направлению к ущелью Дёрен близ Детмольда, которое образует ровный и широкий проход через Оснинг. Таково в общем и ставшее традиционным мнение; оно согласуется с данными источников и соответствует военной необходимости, вытекавшей из создавшегося военного положения. Достиг ли Вар ущелья Дёрен или нет, остается неизвестным; прорыв, произведенный конницей и, может быть, передовым отрядом пехоты, по-видимому, говорит за это.

Известие об уничтожении трех легионов и о восстании всей западной Германии поразило Рим, как удар грома. Уже казалось, что Арминий перешел Рейн и поднимает Галлию, а с другой стороны Маробод переправился через Дунай и увлекает с собой в поход через Альпы с трудом усмиренных паннонцев. А силы Италии были уже настолько исчерпаны, что она не могла больше выставить почти никакого войска. Дион рассказывает, что среди римских граждан было уже очень мало молодых людей, годных к военной службе, что более пожилые уклонялись вступать в ряды войска, так что Август наказывал их путем конфискации имущества и некоторых даже казнил; что, в конце концов, император с большим трудом собрал несколько отрядов для защиты Рима из числа вольноотпущенников и отставных солдат, разоружил свою германскую личную охрану и выслал всех германцев из города.

Однако Арминий не перешел через Рейн, а Маробод не думал о наступлении, и Рим мог беспрепятственно продолжать возмущаться «вероломными германцами». Мы уже видели, как Веллей изображал их «продувными бестиями, словно созданными для лжи». То же говорит и Страбон. Он не знает ни «германской верности», ни «романского вероломства», а как раз обратное. Называя кельтов «простыми и не способными к обману», столь простодушными, что «они на глазах у всех, без всякой предосторожности спешат в бой, чем облегчается победа их противникам» [310], он говорит о германцах:

«Не доверять им всегда было полезно; те же из них, кому было оказано доверие, причинили много вреда, как, например, херуски, которые нарушили договоры и истребили в засаде три легиона вместе с военачальником Варом» [311].

Мы уже не говорим о негодующих и дышащих местью стихах Овидия. Кажется, будто читаешь французских писателей времен самого ярого шовинизма, писателей, изливающих свой гнев по поводу вероломства Иорка и предательства саксонцев под Лейпцигом [312]. Германцы достаточно хорошо изучили римскую честность и верность договорам, когда Цезарь напал на узипетов и тенктеров во время перемирия и переговоров и когда Август взял в плен послов сигамбров, до прибытия которых он отказывался от каких бы то ни было переговоров с германскими племенами. Всем народам-завоевателям свойственно всяческими способами обманывать своих противников, и это, по их мнению, совершенно в порядке вещей; но стоит их противникам позволить себе то же самое, как они назовут это вероломством и изменой. Однако те средства, которые пускаются в ход в целях порабощения, должны быть дозволены также и в целях свержения ига рабства. Пока будут существовать эксплуатирующие и господствующие народы и классы на одной стороне, эксплуатируемые и порабощенные на другой, — до тех пор применение хитрости и насилия будет с обеих сторон необходимостью, против которой всякая моральная проповедь останется бессильной.