Карл Маркс - Собрание сочинений, том 17

Этот паразитический нарост на гражданском обществе, выдающий себя за его идеального двойника, достиг своего полного развития при господстве первого Бонапарта. Реставрация и Июльская монархия не прибавили к нему ничего, кроме большего разделения труда, увеличивавшегося по мере того, как разделение труда внутри гражданского общества создавало новые группы интересов и, следовательно, новые объекты для деятельности государства. В своей борьбе против революции 1848 г. парламентарная республика во Франции и все правительства континентальной Европы были вынуждены усилить, вместе с репрессивными мерами против народного движения, также и средства действия и централизацию этой правительственной власти. Таким образом, все революции только усовершенствовали эту государственную машину, вместо того чтобы сбросить с себя этот мертвящий кошмар. Фракции и партии господствующих классов, которые, сменяя друг друга, боролись за господство, рассматривали овладение (контроль) (захват) и управление этой огромной правительственной машиной как главную добычу при своей победе. В центре ее деятельности было создание громадных постоянных армий, целых полчищ государственных паразитов и неисчислимых национальных долгов. В эпоху абсолютной монархии государственная машина была средством борьбы современного общества против феодализма, борьбы, нашедшей свое завершение во французской революции, а при первом Бонапарте она служила не только для подавления революции и уничтожения всех народных свобод, но являлась также и орудием французской революции для нанесения удара вовне, для создания на европейском континенте, в интересах Франции, вместо феодальных монархий, государств в большей или меньшей степени по французскому образцу. Во время Реставрации и Июльской монархии она сделалась не только средством насильственного классового господства буржуазии, но и средством дополнять непосредственную экономическую эксплуатацию народа вторичной эксплуатацией его путем обеспечения за буржуазными семьями всех доходных мест в государственном хозяйстве. Наконец, в период революционной борьбы 1848 г. она служила средством уничтожения этой революции и всех стремлений народных масс к освобождению. Но своего окончательного развития это государство-паразит достигло лишь во времена Второй империи. Правительственная власть с ее постоянной армией, все регулирующей бюрократией, отупляющим духовенством и раболепной судейской иерархией стала настолько независимой от самого общества, что достаточно было смехотворно посредственного авантюриста в сопровождении голодной банды головорезов, чтобы овладеть ею. Ей уже не был нужен больше предлог в виде вооруженной коалиции старой Европы против нового мира, созданного революцией 1789 года. Она уже не выступала более как средство классового господства, подчиненное парламентскому министерству или Законодательному собранию. Попирающая даже интересы господствующих классов, парламентскую комедию которых она заменила назначаемым ею же Законодательным корпусом и оплачиваемым ею сенатом, санкционированная в своем всевластии всеобщим избирательным правом, признанная необходимой для сохранения «порядка», то есть господства землевладельцев и капиталистов над производителями, прикрывающая маскарадными лохмотьями прошлого оргии растленности в настоящем и победу наиболее паразитической группы, биржевых спекулянтов, разнуздавшая все реакционные силы прошлого, — кромешный ад гнусностей, — государственная власть нашла свое последнее и высшее выражение во Второй империи. На первый взгляд это была окончательная победа правительственной власти над обществом, на деле же — оргия всех растленных элементов этого общества. Непосвященным она казалась только победой исполнительной власти над законодательной, окончательным поражением той формы классового господства, которая выдает себя за самодержавие самого общества, нанесенным ей другой его формой, которая выдает себя за власть, стоящую над обществом. На самом же деле это была лишь достигшая последней степени вырождения и единственно возможная форма этого классового господства, столь же унизительная для самих господствующих классов, как и для рабочего класса, закованного в ее цепи.

4 сентября было только восстановлением республики вопреки нелепому авантюристу, который умертвил ее. Истинной противоположностью самой империи, то есть государственной власти, централизованной исполнительной власти, которая во Второй империи лишь нашла свою исчерпывающую формулу, — была Коммуна. Эта государственная власть в действительности есть творение буржуазии, сначала как средство для уничтожения феодализма, а затем — как средство подавления освободительных стремлений производителей, рабочего класса. Все реакции и все революции служили только для передачи этой организованной власти — этой организованной силы для порабощения труда — из одних рук в другие, от одной фракции господствующих классов к другой. Государственная власть служила для господствующих классов средством порабощения и обогащения. В каждой новой перемене она черпала новые силы. Государственная власть служила орудием для подавления всякого народного восстания, а также и сопротивления рабочего класса, после того как он сражался и его использовали для того, чтобы обеспечить передачу государственной власти от одной части его угнетателей к другой. Поэтому Коммуна была революцией не против той или иной формы государственной власти — легитимистской, конституционной, республиканской или императорской. Она была революцией против самого государства, этого сверхъестественного выкидыша общества; народ снова стал распоряжаться сам и в своих интересах своей собственной общественной жизнью. Коммуна не была революцией с целью передать государственную власть из рук одной части господствующих классов в руки другой, это была революция с целью разбить саму эту страшную машину классового господства. Это была не одна из мелочных стычек между парламентской формой классового господства и классового господства в форме исполнительной власти, а восстание против обеих этих форм, восполняющих друг друга, причем парламентская форма была только обманчивым придатком исполнительной власти. Вторая империя была последней формой этой узурпации, совершенной государством. Коммуна была решительным отрицанием этой государственной власти и потому началом социальной революции

XIX века. И поэтому, какова бы ни была ее судьба в Париже, она обойдет весь мир. Рабочий класс Европы и Соединенных Штатов Америки сразу же приветствовал Коммуну как волшебное слово освобождения. Слава прусского завоевателя и его допотопные подвиги стали выглядеть только призраками далекого прошлого.