Карл Маркс - Собрание сочинений, том 17

В этих военных действиях нас больше всего поражает стратегическая и тактическая роль каждой армии. Их роли прямо противоположны тому, чего можно было бы ожидать, согласно установившейся традиции. Немцы наступают, французы обороняются. Немцы действуют стремительно и большими массами, которыми они легко управляют; французы же сами признают, что после двухнедельного сосредоточения их войска были еще так разбросаны, что потребовалось два дня, чтобы свести вместе два армейских корпуса. В результате этого они были разбиты по частям. Судя по тому, как французы передвигают свои войска, их можно принять за австрийцев. В чем же искать объяснение этому? Только в том, что это должно было неизбежно произойти при Второй империи. Удара под Виссамбуром оказалось достаточно, чтобы привести в возбуждение весь

Париж, а также, без сомнения, взволновать и армию. Необходим был реванш: немедленно же посылают Мак-Магона с двумя корпусами, чтобы взять этот реванш; шаг безусловно ошибочный, но все равно его приходилось делать, и он был сделан — с известным уже нам результатом. Если силы маршала Мак-Магона нельзя увеличить настолько, чтобы он мог снова встретиться с кронпринцем, последний, пройдя каких-нибудь пятнадцать миль на юг, сможет захватить железную дорогу Страсбург — Нанси, устремиться к Нанси и обойти в результате этого движения любую оборонительную линию, которую французы могли бы надеяться удержать перед Мецем. Нет сомнения, что именно страх перед этим заставляет французов оставить Саарскую область. Кронпринц, предоставив своему авангарду преследовать Мак-Магона, может также немедленно повернуть вправо и двинуться через высоты к Пирмазенсу и Цвейбрюккену, чтобы надлежащим образом соединиться с левым крылом армии принца Фридриха-Карла. Последний находился все это время где-то между Майнцем и Саарбрюккеном, тогда как французы настойчиво утверждали, что он находится у Трира. Какое влияние на его движение окажет поражение корпуса генерала Фроссара у Форбаха [26], за которым вчера, по-видимому, последовало продвижение пруссаков к Сент-Авольду, мы пока установить не можем.

Если после Виссамбура для Второй империи победа была совершенно необходима, то теперь, после Вёрта и Форбаха, она нуждается в ней в гораздо большей степени. Если Виссамбура было достаточно, чтобы нарушить все прежние планы в отношении действий правого крыла, то сражения, происходившие в субботу, неизбежно расстроили все подготовительные мероприятия для армии в целом. Французская армия утратила всякую инициативу. Ее передвижения диктуются не столько военными соображениями, сколько политической необходимостью. Армия в 300000 человек находится почти на виду у противника. И если она должна в своих передвижениях руководствоваться не тем, что делается в неприятельском лагере, а тем, что происходит или может произойти в Париже, то она уже наполовину разбита. Никто, конечно, не может с уверенностью предсказать исход генерального сражения, которое вскоре неминуемо произойдет, если оно уже не происходит. Можно только сказать, что если Наполеон III будет еще в течение недели применять такую стратегию, образцы которой он показывает, начиная с четверга [4 августа. Ред.] , то одного этого будет достаточно, чтобы уничтожить самую лучшую и самую большую армию в мире.

Телеграммы императора Наполеона лишь усугубят впечатление, которое произвели прусские отчеты об этих сражениях. В субботу в полночь он сообщал одни только факты:

«Маршал Мак-Магон проиграл сражение. Генерал Фроссар был вынужден отступить».

Три часа спустя были получены известия, что связь императора с маршалом Мак-Магоном прервана. В шесть часов утра в воскресенье было признано, что генерал Фроссар потерпел поражение значительно западнее Саарбрюккена, у самого Форбаха, чем по существу подтверждался серьезный характер этого поражения; заявлением о том, что «войска, которые оказались разъединенными, сосредоточиваются у Мена» признавалась, далее, невозможность немедленно задержать наступление немцев. Следующую телеграмму трудно понять;

«Отступление произойдет в полном порядке» (?).

Чье же отступление? Не маршала Мак-Магона, так как связь с ним все еще прервана. Не генерала Фроссара, потому что далее император сообщает, что «от генерала Фроссара нет никаких известий». И если в 8 часов 25 минут утра император мог говорить только в будущем времени о предстоящем отступлении войск, расположение которых ему не было известно, то какое значение следует придавать телеграмме, отправленной восемью часами ранее, в которой он заявляет в настоящем времени, что «отступление происходит в полном порядке». Все эти позднейшие сообщения выдержаны в том же духе, как и первое: «Tout peut se retablir» [Все поправимо. Ред.] . Победы пруссаков были настолько серьезны, что они не позволяли прибегнуть к тактике, которой император, естественно, стал бы придерживаться. Он не мог осмелиться скрыть истину в надежде сгладить впечатление одновременным сообщением о последующем сражении с иным результатом. Пощадить гордость французского народа, скрыв от него, что две французские армии потерпели поражение, было уже невозможно, и поэтому ему не оставалось ничего другого , как положиться на то страстное желание вернуть утраченное, которое вести о подобных бедствиях в прежние времена вызывали в сердцах французов. В личных телеграммах императрице и министрам, несомненно, была намечена линия их публичных выступлений или, что даже более вероятно, из Меца им доставляли подлинный текст соответствующих заявлений. Из всего этого мы делаем вывод, что, каково бы ни было настроение французского народа, все стоящие у власти лица, начиная от императора, находятся в крайне подавленном состоянии, что само по себе чрезвычайно знаменательно. В Париже введено осадное положение — бесспорный признак того, что может последовать за новой победой пруссаков, а воззвание министерства заканчивается следующими словами:

«Будем же упорно сражаться, и отечество будет спасено».

Спасено! Французы могут, пожалуй, спросить себя: от чего спасено? От вторжения, предпринятого пруссаками для того, чтобы предотвратить французское вторжение в Германию. Если бы пруссаки были разбиты и подобный призыв раздался из Берлина, его смысл был бы ясен, так как каждая новая победа французского оружия означала бы новую аннексию Францией германской территории. Но если прусское правительство будет достаточно благоразумно, то поражение французов будет означать только, что попытка помешать Пруссии беспрепятственно продолжать свою германскую политику потерпела неудачу, и трудно поверить, что набор en masse [всеобщий. Ред.] , вопрос о котором, как сообщают, обсуждается французскими министрами, позволит возобновить наступательную войну.