Фредерик Коплстон - История философии - XX век

Мы имеем, таким образом, сознательного субъекта, le pour-soi (бытие-для-себя). Далее, все объекты сознания феноменальны в том смысле, что они являются данному сознанию. И мы не можем, по Сартру, точно установить, что лежит "позади" видимости. Однако мы можем исследовать бытие видимости или бытие феномена. И если мы поступаем так, трансфеноменальное бытие оказывается непрозрачным, самотождественным бытием. Удаляя все определенные характеристики и все те значения, которые связаны с человеческой интерпретацией для человеческих целей, вы остаетесь с бытием-в-себе, о котором мы можем сказать только, что оно есть. Это l'en-soi.

Имеется, следовательно, два фундаментальных способа бытия le pour-soi и l'en-soi. Исследуем первое ближе. Как мы знаем, сознание есть сознание чего-либо. Оно, следовательно, представляет собой дистанцию от… или отрицание чего-то. Эта идея дает нам ключ к природе сознания. Сознание есть отделение от…; и все же то, что отделяет pour-soi от en-soi есть ничто. Сознание получает бытие через сокрытие ничто. В бытии появляется трещина или излом, и эта трещина или излом не могут быть описаны, поскольку они есть ничто. Ничто лежит в сердце сознания. Последнее, говорит Сартр, скрывает ничто, которое отделяет его от непрозрачного, самотождественного бытия; человек может быть описан как бытие, через которое ничто приходит в мир. Это не означает, что сознание достигает отделения от en-soi и конституирования себя раз и навсегда; оно постоянно реконституирует себя как отдельную форму в отношении каждого частного объекта. Сознание всегда преходяще; оно всегда зависит от en-soi. В то же время оно отделено от en-soi, хотя и отделяет их Ничто.

Я должен признаться, что мне совершенно неясно то, что если говорится, что сознание отделяет от en-soi ничто, и говорится, что оно скрывает это ничто, то как сознание предполагается возникающим первым? Однако примем, что сознание означает отделение от en-soi, для которого оно налично. Мы должны добавить, что бытие-для-себя отделяется не только от бытия-в-себе в смысле "внешнего" объекта в обычном смысле; оно также отделяет себя от самого себя, конституируя собственное прошлое как бытие-в-себе. Делая это, я проецирую себя в будущее. Моим самотрансцендированием и побегом в будущее я конституирую прошлое и настоящее. Человеческий способ бытия является поэтому темпоральным, или историческим. Темпораль-ность в действительности творится сознанием. Это не означает, что нет смысла говорить, например, о всемирной истории. Однако мир как феномен приходит к бытию через акт, в котором бытие-для-себя отделяется от бытия-в-себе, и именно мир как феномен имеет историю. Трансфеноменальное бытие непрозрачно, самотождественно и нетемпорально.

Далее, акт, которым бытие-для-себя отделяет себя от своего прошлого, конституирует человеческую свободу. Я не есть просто мое прошлое — напротив, я отделяю себя от него, хотя интервал равен ничто. Следовательно, я не определен своим прошлым, поскольку я отделен от него. Я свободен. И я остаюсь свободным, свободно конституирующим свои возможности, пока смерть не прерывает их все. (Сартр не принимает мысль Хайдеггера, что моя смерть это тоже одна из моих возможностей. Это скорее то, что аннигилирует все возможности.) Смерть сводит меня к состоянию бытия-в-себе, поскольку я становлюсь идентичен своему прошлому и остаюсь объектом для других. Свобода поэтому может быть описана как человек, отделяющий себя от своего прошлого, "скрывая собственное ничто". Моя сущность есть то, что я сделал из себя, это я, рассматриваемый исторически. В этом смысле экзистенция предшествует сущности. И провозглашение этого высказывания связано с утверждением свободы.

Сознание, следовательно, означает быть наличным для кого-то как дистанцированное, и эта дистанция есть ничто. Ничто присутствует в сердце сознания, преследуя его; и сознание всегда и постоянно нестабильно и преходяще. Бытие-для-себя, однако, всегда стремится преодолеть эту нестабильность и нехватку, этот постоянный побег от себя как бытия-в-себе, достижением самотождественности без прекращения бытия сознательным. Фундаментальное стремление к самотрансценденции, к побегу в будущее, есть стремление к объединению бытия-для-себя и бытия-в-себе, к сознанию, самообосновывающемуся как сознательное бытие-в-себе, и таким образом, к преодолению его изменчивости. Однако этот идеальный проект обречен на крушение. И в этом смысле человек есть бесполезная страсть. Поскольку сознание означает присутствие для кого-то как дистанцированного от кого-то, тогда как бытие-в-себе означает отсутствие этой трещины или разрыва, который сущностей для сознания. Поэтому невозможно бытию-для-себя и бытию-в-себе объединиться в одно самотождественное бытие.

Идея такого для-себя-в-себе была бы идеей Бога. Идея Бога есть идея бесконечного, личного Абсолюта, бесконечного для-себя-в-себе, идея бесконечной, сознательной самотождественности. Однако эта идея самопротиворечива. Сознание исключает самотождественности, и самотождественности исключают сознание. Это не просто означает, что Бог не существует: Его не может быть. Поскольку утверждать существование Бога означает высказывать самопротиворечивую мысль. Не может быть Бога. И человек, стремящийся к Божественности, обречен на крушение.

С одной стороны, есть бытие-в-себе. Оно ни сотворено, ни необходимо оно просто есть, беспричинное, de trop. С другой стороны, есть бытие-для-себя, сознание, которое необходимо конечно и преходяще. Однако я дам пояснения: для Сартра не существует необходимости доказывать множественность сознаний. В сознании я предстаю как "рассматриваемый", являющийся объектом для других, для "людей" в неопределенном смысле; и проблема существования других является ложной проблемой. Если, однако, некто спрашивает, почему есть множественность сознаний, не может быть никакого ответа. Я и другие подобны беспричинному, de trop.

Итак, выше я сказал, что Сартр выводит из атеизма важные заключения. Важнейшим из них является следующее: если Бога нет, то нет и общеобязательного морального закона и набора абсолютно установленных ценностей. Поэтому в своей лекции по гуманизму он может сказать: "Достоевский написал, что если Бог не существует, то все позволено. Это исходная точка экзистенциализма". Человек является единственным источником ценностей, и индивиду остается творить или выбирать собственную шкалу ценностей, его собственный идеал. Однако это "остается" не несет с собой счастья. Факт в том, что человек не может избежать свободы и не может избежать действия в мире. Даже если он выбирает самоубийство, он все равно выбирает и действует. И эти акты представляются мотивами. Однако тот человек, кто делает мотив мотивом, кто придает ему ценность. И выбор отдельных ценностей зависит от первоначального проекта идеала. Индивид, просто потому, что он свободный, самотрансцендиру-ющий субъект, не может не создавать первоначальный, свободно избранный идеал, в свете которого он определяет отдельные ценности. Индивид, как я сказал, для Сартра единственный источник ценностей, его свобода является их основанием.