Карл Маркс - Собрание сочинений, том 22

Значение президентских выборов в Америке в том и состоит, что они для мирового рынка являются событием первостепенной важности.

Четыре года тому назад, в Бостоне на английском языке, а в Штутгарте — на немецком, была напечатана моя статья о протекционизме и свободе торговли [Фр. Энгельс. «Протекционизм и свобода торговли», «Neue Zeit», июль, 1888 [336].] . Я указывал там, что промышленная монополия Англии несовместима с экономическим развитием прочих цивилизованных стран; что введенная в Америке после Гражданской войны протекционистская система свидетельствует о стремлении американцев стряхнуть с себя иго этой монополии; что благодаря огромным природным ресурсам, а также умственной и нравственной способности американской расы эта цель теперь уже достигнута, и в Америке не меньше, чем в Германии, протекционизм стал оковами для промышленности. Затем я говорил: если Америка введет свободу торговли, то через десять лет она побьет Англию на мировом рынке.

Итак, президентские выборы 8 ноября 1892 г. открыли путь к свободе торговли. Протекционизм в той форме, которую придал ему Мак-Кинли, превратился в невыносимые оковы; бессмысленное взвинчивание цен на всякое ввозимое сырье и продовольствие, оказывающее обратное влияние и на цены многих местных товаров, закрыло для американской промышленности большую часть мирового рынка, между тем как внутренний рынок уже страдал от избытка изделий американской промышленности. И в самом деле, протекционистская система служила последние годы лишь средством разорения мелких производителей под давлением крупных, объединившихся в картели и тресты, и предоставляла этим последним, то есть организованной монополии, распоряжаться рынком и тем самым — эксплуатировать потребляющую часть нации. Этот перманентный внутренний промышленный кризис, порожденный протекционистской системой, Америка может преодолеть, лишь открыв себе двери на мировой рынок, а для этого она должна освободиться от протекционизма, по крайней мере в его нынешней бессмысленной форме. То, что она решила это сделать, показывает тот полный поворот в общественном мнении, который обнаружился на выборах. Как только Америка утвердится на мировом рынке, она — как и Англия и при посредстве Англии — неудержимо пойдет дальше по пути свободной торговли.

И тогда мы будем свидетелями еще небывалой промышленной борьбы. На всех рынках изделия английской промышленности, в особенности текстильной и металлургической, будут вынуждены вступить в борьбу с изделиями американской промышленности и в конце концов потерпят поражение. Уже сейчас американские хлопчатобумажные и льняные ткани вытесняют английские ткани. Хотите знать, каким чудом рабочие хлопчатобумажных фабрик Ланкашира за какой-нибудь год из ярых противников законодательного установления восьмичасового рабочего дня сделались его горячими сторонниками? Откройте «Neue Zeit» № 2, за октябрь этого года, стр. 56, и там вы увидите, что американские хлопчатобумажные и льняные ткани шаг за шагом вытесняют английские с китайского рынка, что английский импорт после 1881 г. уже никогда больше не достигал уровня американского, а в 1891 г. составил всего лишь около одной трети последнего [337]. А Китай, наряду с Индией, является главным рынком сбыта этих тканей.

Это — лишнее доказательство того, как с наступлением нового века меняются все условия. Перенесите центр тяжести текстильной и металлургической промышленности из Англии в Америку, — и Англия либо превратится во вторую Голландию, в страну, где буржуазия живет остатками былого величия, а пролетариат хиреет, либо же она реорганизуется на социалистических началах. Первое немыслимо, ибо этого не допустит английский пролетариат, для этого он уже слишком многочислен и слишком развит. Остается, следовательно, лишь второй исход. Падение протекционистской системы в Америке означает в конечном счете победу социализма в Англии.

А Германия? Будет ли Германия, завоевавшая себе еще в 1878 г. положение на мировом рынке, которое она теперь, вследствие своей безрассудной протекционистской политики, постепенно теряет, будет ли Германия настаивать на том, чтобы путем обложения пошлинами сырья и продовольствия по-прежнему упорно закрывать самой себе доступ на мировой рынок, да еще перед лицом американской конкуренции, которая будет куда ощутимее английской? Хватит ли у немецкой буржуазии здравого смысла и мужества, чтобы последовать примеру Америки, или же она будет все так же пассивно выжидать, пока ставшая мощной американская промышленность не раздавит протекционистский картель юнкера и крупного фабриканта [338]? И поймут ли, наконец, правительство и буржуазия, как удивительно нелепо именно в данный момент отягощать экономические силы Германии новым непомерным военным бременем, когда дело идет к тому, чтобы вступить в промышленное соревнование с самой молодой и самой сильной в мире нацией, которая за несколько лет без особых усилий уплатила свои колоссальные военные долги и правительство которой не знает, куда девать поступления от налогов?

Немецкой буржуазии, — быть может в последний раз, — представляется возможность совершить, наконец, большое дело. Сто шансов против одного, что она в силу своей чрезмерной ограниченности и трусости использует эту возможность лишь для того, чтобы показать, что ее песенка окончательно спета.

Написано между 9 и 15 ноября 1892 г.

Напечатано в газете «Vorwarts» № 269, 16 ноября 1892 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

Подпись: Фридрих Энгельс

родился 5 мая 1818 г. в Трире, в семье адвоката, впоследствии советника юстиции, Генриха Маркса, который, как явствует из метрического свидетельства его сына, в 1824 г. перешел вместе с семьей из иудейства в протестантизм. Окончив образование в трирской гимназии, Карл Маркс с 1835 г. изучал в Бонне, а затем в Берлине сначала право, а затем философию; в 1841 г. он получил в Берлине степень доктора философии, представив диссертацию о философии Эпикура [340]. В том же году он переселился в Бонн с намерением занять должность доцента; однако препятствия, которые правительство чинило его другу Бруно Бауэру, подвизавшемуся там же в качестве доцента теологии, и которые привели в конце концов к увольнению Бауэра из университета, вскоре ясно показали Марксу, что в прусской высшей школе для него места нет. — Около того же времени некоторые младогегельянствующие представители молодого поколения рейнской радикальной буржуазии, по соглашению с вождями либералов, Кампгаузеном и Ганземаном, решили основать в Кёльне большую оппозиционную газету; в качестве главных постоянных сотрудников были привлечены также Маркс и Бауэр. Необходимое в то время разрешение было получено втайне, окольным путем, и, таким образом, с 1 января 1842 г. начала выходить «Rheinische Zeitung». Маркс написал из Бонна в новую газету ряд больших статей; важнейшими из них были: критика дебатов рейнского провинциального ландтага, статья о положении мозельских крестьян-виноделов и другая статья о краже леса и соответствующем законодательстве [341]. В октябре 1842 г. Маркс принял на себя руководство газетой и переселился в Кёльн. С этого момента газета приобрела резко оппозиционный характер. И в то же время руководство ею было настолько искусным, что несмотря на двойную, а затем и тройную цензуру (сначала со стороны обыкновенного цензора, затем — регирунгс-президента, наконец, — присланного ad hoc [специально, для определенной цели. Ред.] из Берлина г-на фон Сен-Поля), которой подвергли газету, правительство не могло справиться с такого рода прессой, и оно решило поэтому запретить с 1 января 1843 г. дальнейший выпуск газеты. Ценой последовавшего в тот же день выхода Маркса из состава редакции добились отсрочки на три месяца, но затем все же последовало окончательное запрещение газеты.