Карл Маркс - Собрание сочинений, том 22

Подобная политика может лишь, в конце концов, привести партию на ложный путь. На первый план выдвигают общие, абстрактные политические вопросы и таким образом прикрывают ближайшие конкретные вопросы, которые сами собой становятся в порядок дня при первых же крупных событиях, при первом политическом кризисе. Что может выйти из этого, кроме того, что партия внезапно в решающий момент окажется беспомощной, что по решающим вопросам в ней господствует неясность и отсутствие единства, потому что эти вопросы никогда не обсуждались? Не повторится ли снова то, что было в свое время с покровительственными пошлинами, которые тогда объявили вопросом, касающимся только буржуазии и ни в малейшей степени не затрагивающим рабочих, когда, следовательно, каждый мог голосовать, как ему вздумается, между тем как теперь многие впадают в противоположную крайность и, в противовес ударившимся в протекционизм буржуа, снова преподносят экономические софизмы Кобдена и Брайта, проповедуя под видом чистейшего социализма — чистейшее манчестерство [236]? Это забвение великих, коренных-соображений из-за минутных интересов дня, эта погоня за минутными успехами и борьба из-за них без учета дальнейших последствий, это принесение будущего движения в жертву настоящему, — может быть, происходит и из-за «честных» мотивов. Но это есть оппортунизм и остается оппортунизмом, а «честный» оппортунизм, пожалуй, опаснее всех других.

Каковы же эти щекотливые, но весьма существенные пункты?

Во-первых. Если что не подлежит никакому сомнению, так это то, что наша партия и рабочий класс могут прийти к господству только при такой политической форме, как демократическая республика. Эта последняя является даже специфической формой для диктатуры пролетариата, как показала уже великая французская революция. Ведь совершенно немыслимо, чтобы нашим лучшим людям пришлось стать министрами при императоре, подобно Микелю. Правда, с точки зрения законов, как будто не разрешается прямо включить в программу требование республики, хотя во Франции это было возможно даже при Луи-Филиппе, а в Италии и сейчас. Но тот факт, что в Германии нельзя даже выступить с открыто республиканской партийной программой, доказывает, насколько сильна иллюзия, будто в этой стране можно идиллически-мирным путем установить республику, и не только республику, но и коммунистическое общество.

Впрочем, вопрос о республике можно, в крайнем случае, обойти. Но что на мой взгляд следует и можно включить в программу, это — требование сосредоточения всей политической власти в руках народного представительства. И этого пока было бы достаточно, если уж нельзя идти дальше.

Во-вторых. Преобразование государственного строя Германии. С одной стороны, необходимо покончить с делением на мелкие государства: попробуйте-ка революционизировать общество, пока еще существуют резерватные права Баварии и Вюртемберга [237], а карта нынешней Тюрингии, например, представляет собой жалкое зрелище! С другой стороны, должна прекратить свое существование Пруссия, она должна распасться на самоуправляющиеся провинции, чтобы над Германией перестало тяготеть специфическое пруссачество. Деление на мелкие государства и специфическое пруссачество— вот те две стороны противоположности, в тисках которых находится теперь Германия, причем одна из этих сторон постоянно должна служить извинением и оправданием существования другой.

Что же должно встать на место теперешней Германии? По-моему, пролетариат может употребить лишь форму единой и неделимой республики. Федеративная республика является еще и теперь, в общем и целом, необходимостью на гигантской территории Соединенных Штатов, хотя на востоке их она уже становится помехой. Она была бы шагом вперед в Англии, где на двух островах живет четыре нации и, несмотря на единство парламента, существуют друг подле друга три системы законодательства. Она давно уже сделалась помехой в маленькой Швейцарии, и если там можно еще терпеть федеративную республику, то только потому, что Швейцария довольствуется ролью чисто пассивного члена европейской государственной системы. Для Германии федералистическое ошвейцарение ее было бы огромным шагом назад. Два пункта отличают союзное государство от вполне единого государства, именно: что каждое отдельное государство, входящее в союз, каждый кантон имеет свое особое гражданское и уголовное законодательство, свое особое судоустройство, а затем то, что рядом с народной палатой существует палата представителей от государств, и в ней каждый кантон голосует как таковой, независимо от того, велик он или мал. Первое мы благополучно преодолели и не будем столь наивными людьми, чтобы вводить это снова; второе же имеется у нас в виде Союзного совета, без чего мы можем прекрасно обойтись, да и вообще наше «союзное государство» есть уже переход к вполне единому государству. И наша задача состоит не в том, чтобы революцию сверху, произведенную в 1866 и 1870 гг., поворачивать вспять, а в том, чтобы внести в нее необходимые дополнения и улучшения движением снизу.

Итак, единая республика. Но не в смысле теперешней Французской республики, которая представляет из себя не больше, чем основанную в 1798 г. империю без императора [238]. С 1792 по 1798 г. каждый французский департамент, каждая община пользовались полным самоуправлением по американскому образцу, и это должны иметь и мы. Как следует организовать самоуправление и как можно обойтись без бюрократии, это показали и доказали нам Америка и первая Французская республика, а теперь еще показывают Австралия, Канада и другие английские колонии. И такое провинциальное и общинное самоуправление — гораздо более свободные учреждения, чем, например, швейцарский федерализм, где, правда, кантон очень независим по отношению к федеративному государству в целом, но независим также и по отношению к округу и по отношению к общине. Кантональные правительства назначают окружных начальников и префектов, чего совершенно нет в странах английского языка и что мы у себя в будущем так же решительно должны устранить, как и прусских ландратов и регирунгсратов.

Из всего этого в программу следует включить лишь немногое. Я упоминаю об этом также главным образом для того, чтобы охарактеризовать порядки в Германии, где о подобных вещах нельзя говорить открыто, и тем самым одновременно подчеркнуть самообман тех, кто желает легальным путем преобразовать подобные порядки в коммунистическое общество. Я хочу, далее, напомнить Правлению партии, что имеются еще и другие важные политические вопросы, кроме прямого участия народа в законодательстве и бесплатного правосудия, без которых мы в конце концов обойдемся. При общем неустойчивом положении эти вопросы не сегодня-завтра могут стать животрепещущими, и что будет, если мы их заранее не обсудим и не договоримся на этот счет между собой?