Карл Маркс - Собрание сочинений, том 11

«королевское правительство не может провести ни одного мероприятия в интересах продолжения войны, не сообщив предварительно об этом парламенту».

Как будто бы комиссия Робака не была учреждена уже после того, как было принесено в жертву две трети английской армии! Как будто бы дебаты по поводу Венской конференции не начались лишь после того, как конференция закрылась! На самом деле ни одного сообщения о каком-либо мероприятии в интересах войны правительством в парламенте сделано не было, если не считать хвастливого заявления Рассела о севастопольской экспедиции, которое он сделал по собственной инициативе и которое явно преследовало лишь цель своевременно предупредить петербургский кабинет. И если по поводу блокады велись дебаты, то не потому, что министерство предприняло это мероприятие, а потому, что оно провозгласило блокаду, но не прибегло к ней. Вместо того чтобы жаловаться на парламентские интриги, вынудившие корону терпеть во время войны с Россией диктатуру откровенно русофильского и явно стремящегося к миру кабинета, принц Альберт, напротив, жаловался на то, что неблагоприятный исход голосования в парламенте «вынуждает королеву отстранять своих доверенных слуг». Вместо того чтобы по праву сетовать на то, что ошибки, беспомощность и подлость, за которые в России любому генералу, министру, дипломату угрожала бы ссылка в Сибирь, в Англии вызывают самое большее равнодушную болтовню в прессе и парламенте, — принц Альберт жалуется на то, что

«нет такой неудачи, как бы незначительна она ни была, нет таких недостатков и слабостей, которые сейчас же не осудили бы, а иногда даже и не раздули с каким-то болезненным удовлетворением».

Эти болезненно раздраженные излияния принц Альберт сделал содержанием тоста в честь своего давнишнего врага лорда Пальмерстона. Пальмерстону, однако, чуждо великодушие. Он сразу использовал ложное положение, в которое поставил себя принц, чтобы в ответ на это, ударяя себя в грудь, громко воскликнуть: «Я должен заявить, что английский народ оказал нам самую великодушную поддержку». Пальмерстон пошел дальше. Он прямо сказал, что пользуется «доверием» английского народа. Пальмерстон отверг навязчивые увещевания принца, обращенные к народу. Он расшаркался перед народом, после того как принц расшаркался перед ним. Пальмерстон даже не дал себе труда ответить комплиментом по адресу короны. Принц Альберт хотел объявить себя покровителем министерства и поэтому провозгласил «независимость» кабинета от парламента и народа; Пальмерстон ответил тем, что констатировал «зависимость» короны от кабинета.

Написано К. Марксом 15 июня 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 277, 18 июня 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

Лондон, 16 июня. Дебаты по поводу предложения Лейарда не были вчера закончены, они перенесены на вечернее заседание в понедельник. Мы пока также отложим их характеристику.

Один инцидент, имевший место на заседании палаты общин, заслуживает упоминания. Во время дебатов по поводу Венской конференции Пальмерстон вскользь заметил, что пилиты поставили условием своего вступления в его кабинет принятие определенных условий мира. Именно эти условия Рассел защищал в Вене. Отуэй потребовал вчера, чтобы Пальмерстон выступил с заявлением, придерживается ли он условий мира, исходящих от пилитов, следовательно, от партии, которая, по собственному признанию, действует в интересах России? Тут поднялся Гладстон и потребовал, чтобы оратор, обвиняющий его и его друзей в измене, был призван к порядку. Это было сделано. Тем не менее Отуэй повторил свою характеристику пилитов и свой запрос Пальмерстону. Пальмерстон, как и подобает, отказался отвечать. Условия мира, естественно-де, зависят от военных событий. Что касается пилитов, то они лишь договорились с ним о том, чтобы «некое» условие, о котором он должен молчать, не стало conditio sine qua non [изложением. Ред.] мира. Гладстон в своем ответе Пальмерстону заявил, что никогда не вступал с Пальмерстоном в переговоры относительно условий мира. Возможно, его друг Грехем действовал иначе. Впрочем, он протестует против системы Пальмерстона: с одной стороны, подчеркнутая официальная сдержанность, с другой — скрытые указания, двусмысленные намеки и недомолвки. Пусть министерство говорит прямо или вовсе молчит. Гладстон прочел Пальмерстону эту заслуженную нотацию со смиренной горечью.

Французское правительство выступило на страницах «Constitutionnel» с новым expose [изложением. Ред.] того, как, будет вестись война в ближайшие месяцы. Подобные exposes стали теперь не только модными, но и периодическими. Хотя они и противоречат в корне друг другу, но все же ценны тем, что раскрывают «все возможные» планы военных кампаний Луи Бонапарта против России. Они ценны, поскольку свидетельствуют об исчезновении одной бонапартистской иллюзии за другой. Первым планом был план «большой войны» в союзе с Австрией, с 500000 австрийцев и 100000 французов на Висле и Днепре. Этот план отводил французской армии в численном отношении такое же подчиненное место по сравнению с австрийской, какое сейчас занимает в Крыму английская армия по сравнению с французской. Этот план предоставлял России революционную инициативу. Австрия отказалась участвовать в войне. План отпал. Вторым планом была «война национальностей» — всеобщее восстание «угнетенных, взоры которых постоянно обращаются на Запад». Этот план вызвал бы бурю среди немцев, итальянцев и венгров, с одной стороны, и восстание славян — с другой. Своим обратным влиянием на Францию этот план угрожал падением «Второй» империи. Поддельный «железный человек» с ужасом отступил. План отпал. Все это теперь в прошлом. Австрия выполнила свой долг, Пруссия выполнила свой долг, весь мир выполнил свой долг, и Бонапарт дошел до третьего и самого скромного плана: — «локальная война во имя локальных целей». Французские войска сражаются в Крыму не из-за славы, они просто несут там полицейскую службу. Требующий решения вопрос имеет чисто местное значение — господство на Черном море — и решать его следует здесь, на месте. Придавать войне более широкий размах было бы безумием. Союзники «почтительно, но твердо» отразят всякую попытку русских оказать сопротивление на Черном море, а затем они или русские, или обе стороны пойдут на мир. От громких слов не осталось и следа, не осталось даже фразы о цивилизации, ничего, кроме борьбы за третий пункт венского протокола. Война во имя лишь локальной цели, замечает бонапартистский оракул, может вестись только локальными средствами. Лишите только русских господства на Черном море! В следующей корреспонденции мы покажем, что после того как Бонапарт от «большой войны» перешел к «войне национальностей», а от «войны национальностей» к «локальной войне во имя локальной цели, ведущейся локальными средствами» — эта последняя война становится «абсурдом».