Карл Маркс - Собрание сочинений, том 13

«Мы рады видеть Францию сильной. Пока мы действуем рука об руку в качестве охранителей порядка и друзей цивилизации, ее сила есть наша сила, а ее процветание есть наша крепость».

С флотом из 449 кораблей, в котором 265 составляют паровые военные суда, с армией в 400000 человек, отведавших в Италии крови и славы, с завещанием с острова Св. Елены в кармане и видя перед собой неминуемую катастрофу, г-н Бонапарт является как раз тем человеком, который способен сделать последнюю ставку на вторжение в Англию. Он должен играть va banque! {ва-банк, рискуя всем. Ред.} . Рано или поздно, но он должен играть.

Написано К. Марксом 28 июля 1859 г.

Напечатано в газете «Das Volk» № 13, 30 июля 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

Заявление, сделанное Наполеоном III в его «Moniteur», относительно того, что он собирается перевести свою армию и флот на положение мирного времени, может показаться мало убедительным, если его сопоставить с тем фактом, что перед самым началом войны тот же самодержец, в том же «Moniteur» торжественно заявил, что с 1856 г. его армия и флот ни разу не переводились на положение военного времени [264]. Его намерение мгновенно предотвратить гонку вооружений в английской армии и флоте посредством хитроумной заметки в официальном органе слишком прозрачно, чтобы его можно было подвергать сомнению. И все же было бы большой ошибкой рассматривать сообщение в «Moniteur» как простую уловку. Искренность Наполеона III является вынужденной: он просто делает то, чего он не может не делать.

После заключения Виллафранкского договора Луи-Наполеону необходимо было сократить свою армию и флот до размеров, соответствующих бюджету мирного времени. Итальянская авантюра стоила Франции около 200 миллионов долларов и 60000 самых отборных солдат, не принеся ей в то же время ничего, кроме некоторой военной славы, да и то довольно сомнительного характера. Усилить разочарование, вызванное непопулярным миром, продолжая взимать военные налоги, было бы весьма опасным экспериментом. Периодически совершать вылазки за пределы Франции и преодолевать враждебность населения, опьяняя его военными успехами, — вот одно из необходимых условий существования реставрированной империи. Становиться в позу спасителя Франции от общеевропейской войны, после того как она была доведена до грани этой войны, — вот второе условие существования героя декабрьского переворота. После того неизбежного расстройства промышленности и торговли, которое вызывает война, мир на любых условиях не только представляется благословением, но и обладает прелестью новизны. Тоска, которая при монотонном правлении зуава и шпиона превращает мир в тяжелое бремя, сменяется приятным ощущением наслаждения, как только однообразие нарушается войной. Острое чувство унижения, которое, должно быть, угнетает сознание французов, когда они задумываются над узурпацией власти над народом беспринципным, хотя и не лишенным ловкости авантюристом, временно смягчено картиной того, как другие народы и правители, по крайней мере для видимости, если не по существу, подчиняются той же высшей власти. Сильно сокращенное производство теперь по закону упругости получает новый толчок. Сделки, которые были внезапно прерваны, возобновляются с удвоенной энергией, спекуляция, внезапно парализованная, достигает невиданных до сих пор размеров. Таким образом, мир, следующий за наполеоновской войной, вновь обеспечивает династии ту жизненно необходимую отсрочку, которую незадолго до этого, казалось, можно было получить, только объявив войну. Разумеется, через известный промежуток времени старые элементы разложения снова будут работать в направлении войны. Возродится коренной антагонизм между гражданским обществом и coup d'etat {государственным переворотом. Ред.} и, когда внутренняя борьба опять достигнет известной степени интенсивности, опять прибегнут к новой воинственной интермедии как единственной реальной отдушине. Совершенно очевидно, что условия, на которых «спасителю общества» приходится спасать самого себя, должны постепенно становиться все более и более опасными. Авантюра в Италии была значительно более опасна, чем авантюра в Крыму. По сравнению с авантюрой на Рейне и с еще более отдаленной авантюрой — вторжением в Англию, — а обе эти авантюры несомненно живут в мыслях Наполеона III и являются страстью наиболее безрассудных из его подданных — эта война в Италии может представиться просто детской игрой.

Тем не менее должно пройти известное время, прежде чем будут предприняты эти новые авантюры. Между Крымской войной и Итальянской был промежуток в четыре года. Но едва ли такая длительная передышка может наступить сейчас, при жизни и правлении Луи-Наполеона. Роковая необходимость, благодаря которой он удерживает власть, будет тревожить его через все более и более короткие промежутки времени. Вожделения армии и та самая деградация, которую он навлекает на народ, заставят его совершить следующий шаг быстрее, чем предыдущий. Война является условием, в силу которого он сохраняет за собой трон, однако, поскольку он в конце концов является Только поддельным Бонапартом, война, по-видимому, всегда будет бесплодной, затеянной под ложными предлогами, расточающей кровь и материальные ценности и не приносящей его подданным никаких выгод. Такова была Крымская война. Такова война, только что окончившаяся. Только на таких условиях Франция может пользоваться предоставленным ей благом — быть присвоенной этим человеком. Она вынуждена, так сказать, бесконечно прибегать к практике декабрьских дней. Только место разрушительных действий переносится с парижских бульваров на равнины Ломбардии или в Херсонес Крымский, а жалкие потомки великой революции, вместо того чтобы убивать своих соотечественников, используются для убийства людей, говорящих на других языках.

Написано К. Марксом около 30 июля 1859 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5711, 12 августа 1859 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

В своем сочинении об австро-французской кампании 1796 г. генерал Клаузевиц говорит, что Австрия потому так часто терпела поражения, что ее планы сражений, как стратегически, так и тактически, были рассчитаны не на действительное достижение победы, а скорее на использование уже будто бы одержанной победы [266]. Обход врага на обоих флангах, его окружение, распыление собственных сил по самым отдаленным пунктам с целью запереть все выходы мысленно разбитому врагу — эти и подобные мероприятия для использования воображаемой победы всякий раз являлись самым верным средством для того, чтобы обеспечить поражение. Эта характеристика австрийского способа ведения войны целиком приложима к прусской дипломатии.