Карл Маркс - Собрание сочинений, том 14

Вторым средством, которое применил Фридрих, чтобы поднять уровень своей армии, была реорганизация его кавалерии. Доктрина Густава-Адольфа была забыта; кавалерия, вместо того чтобы полагаться на палаш и стремительность атаки, вернулась, за редкими исключениями, к ведению боя с помощью пистолета и карабина. В силу этого войны начала XVIII века не были богаты удачными кавалерийскими атаками; в Пруссии же кавалерия находилась в особенно запущенном состоянии, Но Фридрих возвратился к старому способу атаки полным галопом и с палашом в руке и создал кавалерию, не имевшую себе равной в истории. Этой-то кавалерии он и был обязан весьма значительной частью своих успехов. Когда его армия стала образцовой в Европе, Фридрих, чтобы сбить с толку военных деятелей других наций, принялся необычайно усложнять систему тактических перестроений, ни одно из которых не было пригодно для действительной войны и которые были придуманы только для того, чтобы завуалировать простоту тех средств, при помощи которых он достигал победы. Он настолько преуспел в этом, что больше всех других оказались сбитыми с толку его же собственные подчиненные, которые действительно поверили, что эти сложные приемы построения линии составляли подлинное существо его тактики; таким образом, Фридрих не только заложил основы того педантизма и муштры, которыми с тех пор отличались пруссаки, но и фактически подготовил их к беспримерному позору Йены и Ауэрштедта.

Кроме линейной пехоты, которую мы до сих пор описывали и которая всегда сражалась в сомкнутом строю, существовал еще особый вид легкой пехоты, однако, не участвовавшей в больших сражениях. Задачей этой пехоты было ведение партизанской войны; для этого были изумительно приспособлены австрийские хорваты, между тем как для всяких других целей они не годились. По образцу этих полудикарей с Военной границы [323], прилегающей к Турции, сформировали свою легкую пехоту и остальные европейские государства. Но тот способ действий в рассыпном строю в больших сражениях, к которому прибегала легкая пехота в древности и в средние века вплоть до XVII столетия, совершенно перестал применяться. Только одни пруссаки, а за ними и австрийцы, сформировали один-два батальона стрелков, набиравшихся из охранников, ведущих борьбу с браконьерами, и лесничих — исключительно метких стрелков, которые в сражениях распределялись по всему фронту и вели огонь по вражеским офицерам; но их было так мало, что едва ли они имели значение. Возрождение рассыпного строя является результатом американской войны за независимость. В то время как солдатам европейских армий, удерживаемым в рядах принуждением и суровым обращением, нельзя было доверить ведение боя в расчлененном строю, в Америке им приходилось вести борьбу с населением, которое не прошло регулярного обучения линейных войск, но состояло из метких стрелков, хорошо знакомых с применением винтовки. Характер местности благоприятствовал им; вместо того, чтобы пытаться выполнять маневрирования, на которые они вначале не были способны, они бессознательно перешли к действиям в рассыпном строю. Таким образом, бой при Лексингтоне и Конкорде [324]открывает собой новую эпоху в истории пехоты.

Когда войска европейской коалиции вторглись в революционную Францию, французы находились примерно в таком же положении, в каком незадолго до этого были американцы, с той лишь разницей, что они не имели таких же преимуществ местности. Для того, чтобы сражаться в соответствии со старой линейной системой с многочисленными армиями, вторгшимися или грозившими вторгнуться в страну, французам потребовались бы хорошо обученные солдаты, а таких было немного, в то время как необученных волонтеров было множество. Поскольку позволяло время, волонтеров обучали элементарным эволюциям, предписываемым линейной тактикой; но как только они попадали под обстрел, их батальоны, развернутые в линию, стихийно распадались, образуя группы стрелков, ищущих защиты от огня в каждой складке местности; в то же время вторая линия, которая составляла своего рода резерв, довольно часто с самого начала втягивалась в бой. Кроме того французские армии своей организацией весьма отличались от армий противника. Они строились не в однообразную, негибкую линию батальонов, а по армейским дивизиям, каждая из которых состояла из артиллерии, кавалерии и пехоты. Неожиданно был вновь открыт великий факт, что дело не в том, чтобы батальон сражался на своем «строго установленном» месте в боевом порядке, а в том, чтобы он, получив приказ, вступал в боевую линию и хорошо сражался. Так как французское правительство было бедно, то палатки и громадный обоз XVIII столетия были упразднены; было введено бивуачное расположение войск; личный багаж офицеров, составлявший в других армиях значительную часть возимого имущества, был уменьшен настолько, что офицеры могли нести его на себе. Армия не получала провианта с магазинных складов и должна была рассчитывать на реквизиции в той местности, через которую проходила. Тем самым, французы достигли такой подвижности и способности легко построить боевой порядок, которые были совершенно неизвестны их противникам. В случае поражения, они через несколько часов оказывались вне досягаемости для преследовавшего их противника; при наступлении же они могли появляться в неожиданных пунктах, на флангах противника прежде, чем тот мог их заметить. Эта подвижность французов, а также взаимная подозрительность руководителей коалиции обеспечили французам некоторую передышку для того, чтобы обучить своих волонтеров и разработать ту новую тактическую систему, которая стала у них зарождаться.

С 1795 г., как мы обнаруживаем, эта новая система начинает приобретать определенную форму сочетания действующих в рассыпном строю стрелков с сомкнутыми колоннами. Впоследствии к этому прибавилось построение в линию, хотя и не для всей армии, как до сих пор, а лишь для отдельных батальонов, которые развертывались в линию, когда считалось, что этого требует обстановка. Само собой разумеется, что к этому маневру, требовавшему более систематического обучения, иррегулярные отряды французской революции прибегали в последнюю очередь. Три батальона составляли полубригаду, 6 — бригаду, 2 или 3 пехотные бригады — дивизию, в состав которой кроме того входили 2 артиллерийских батареи и некоторое количество кавалерии; несколько таких дивизий составляли армию. Когда дивизия встречалась с неприятелем, стрелки авангарда занимали оборонительную позицию, а авангард служил для них резервом, пока не подходила вся дивизия. Далее, бригады образовывали две линии и резерв, но каждый батальон строился в колонну, а протяженность интервалов не была определенной; для прикрытия разрывов боевого порядка служили кавалерия и резерв. Боевой порядок уже не должен был, как прежде, обязательно образовывать прямую и непрерывную линию; он мог изгибаться по всем направлениям, как того требовала местность, так как теперь для поля сражения не выбирали больше голых и плоских равнин; наоборот, французы предпочитали пересеченную местность, и их стрелки, образуя цепь впереди всей боевой линии, устремлялись в каждую деревушку, ферму или рощицу, которой они могли только овладеть. Если батальоны первой линии развертывались, то обычно все они скоро превращались в стрелковые цепи; батальоны же второй линии всегда оставались в колоннах и обыкновенно с большим успехом атаковали в таком строю тонкие линии противника. Таким образом, тактическое построение французской армии для боя постепенно свелось к двум линиям, каждая из которых состояла из батальонов в сомкнутых колоннах, расположенных en echiquier {в шахматном порядке. Ред.} , со стрелками, рассыпавшимися перед фронтом, и сплоченным резервом в тылу.