Василий Розанов - В темных религиозных лучах. Купол храма

Ничего нет «непонятного», если стоять на психологической, а не на психиатрической (специальность проф. Сикорского) точке зрения. С почетною старухою, которую Виталия любила , уважала и которая была для нее авторитетом «не токмо за страх, но и за совесть », она, как настоящая хозяйка дела, хозяйка «веры и спасения», последнею сходит в могилу, «убрав все хозяйство» (погребя других), «приведя в чистоту храмину» (смерть). Но остался же «сор» в избе, вот эта возможная слабость и колебания старухи Ковалевой. Нужно было подобрать все «дочиста» и закопаться не только самой, но и с другою «хозяйкою», с почитаемым старшим авторитетом, хотя и пассивным. Так капитан судна, настоящий , последним сходит с него, когда уже на нем никого нет. Все переселились «в Царство Небесное»: и идет сзади, последняя, сама Виталия, идет с матерью — владетельницею этих мест. Тут удивительно сочетались порыв веры с этим великорусским, старорусским укладом хозяйства, экономики, быта, дома «Схимницы» и вместе точно «Марфы Посадницы»… Какой бы матерьял для политической жизни! В. Р-в.

Совершенно неосновательное рассуждение, чуждое какого-либо понимания психологии людей. Судит эмпирик и о всех «как бы сам поступил». Это слишком недостаточно и неисторично. В. Р-в.

Тревожишься — местное выражение. Примеч. проф. Сикорского.

Какие ужасы! Кстати: да была ли хоть пересказана в духовных журналах терновская трагедия? О, равнодушные… В. Р-в.

Естественное, неодолимое, вопреки всем идеям, всему навеянному, выражение страшной жизненности этого субъекта. Виталия, несомненно, была гениальная личность, Ломоносов в «подполье». В религии положительной , к добру и свету направленной, она сделалась бы великою жрицею, пророчицею, великою героинею; «σωτειρα» [спасительница; эпитет богини ( греч .)], как говорили в древности. По ее имени звался бы город, поселок, устав, закон. Но та же самая героиня древности, перенесенная в отрицательную религию, могла довести своих последователей только до самозакапываний. Какая последовательность! Какой ужас. В. Р-в.

Какая жизненность! До чего в самой все было нормально , в этой Виталии. Именно гений, поведший толпу за собою по смертоубийственной стезе, которая под ноги ей дана была историей, церковью, религиею. В. Р-в.

Как все благородно и гордо у этой девушки. Именно — героиня, и именно — древности, попавшая в несчастную обстановку. В. Р-в.

Выброшен, сброшен со счетов «святости»… В. Р-в.

Оба мотива — вечные мотивы Церкви, поставившей людей между страхом ада и обещаниями рая (загробного). «Рай» и «Ад» — это есть изъятие свободной воли у человека, свободного решения… Замечательно, что в Ветхом Завете, при полном вообще молчании о загробном существовании , и нет никаких картин «ада» и «рая». Люди там наказываются угрозою бесплодия , догорания, угасания семени и крови и «лика человеческого» здесь, на земле; как обилием потомства награждаются. Таковы естественные выражения, с одной стороны, религии семени и потомства , — и, с другой стороны, религии «бессеменного зачатия» и бесплодия. В. Р-в.

Грубая ошибка медика: тягостное — замедляет, «руки опускаются», а оживляет — близость исполнения давних желаний. «Оставьте меня, мне хорошо », — говорил Гоголь на молитве перед смертью, умирая с голоду. В. Р-в.

Старуха Ковалева, Поля Младшая и, главное, Виталия — это и суть как бы «гвардия самозакапывания»; машинист, лоцман и капитан корабля «спасения». Виталия эту группу и сберегла под конец; если она раньше не закопалась, то не по смущению или боязни, а оттого, что «кому же бы тогда устраивать спасение». Но, «подметя комнатку» и взяв клятвенное обещание с «закапывателя» последнего, Федора Ковалева, так же закопаться, она вышла из «комнатки» жизни в могилу небытия и «рая». В. Р-в.

Удивительная тенденция проф. Сикорского все дело представить как психиатрический факт — чему охотно подмигнули попики. «Больные! страдающие!», «не в здравом уме и полной памяти», «невропатологические субъекты!» На самом деле, конечно, мы имеем дело с невропатологической религиею , с «заразным контагием», но привитым к людям абсолютного душевного здоровья, здоровья повышенного, — темпераментов, умов и сердец ярких. Это как бы сердце и кровь птицы, бьющееся горячее, живее, чем у четвероногих (обычные «православные»): и оттого-то эта живая кровь ярче схватила ядовитый контагий, сильнее заразилась им и скорее погибла. Все события самозакапывания не являют ни в одном случае смутности ума, запутанности воли, ничего порочного и вообще никакого следа патологичности: кроме вот этой идеи «умереть о Господе», отнюдь, впрочем, не прибегая к самоубийству (как и оговорено строго при первом закапывании); а так, просто: «жили для Господа, умрем о Господе: все — в Господе». Но это же есть мысль всех православных людей; даже всех религиозных людей. Но в других религиях, не патологических, нормальных, это привело бы и приводило к расцвету, плодородию, жизни вечной и радостной здесь, на земле; а в религии, все перенесшей «туда», всякую радость, сияние и цвет вынесшей за порог гроба, в это ужасное, всепожирающее «загробное существование», которое, как вампир, сосет живую жизнь, — в этой религии «загробных утешений» само собою идеалисты веры рванулись «туда»!.. Какой же игрок ведет игру без желания скорее выиграть , какой автор пишет сочинение без желания скорее кончить книгу , и путник без желания закончить путь : так и всякий настоящий христианин не может не жаждать скорее умереть, скорее кончить земной, слезный путь — и перейти в вечную радость . Так все естественно — и при чем тут личная, индивидуальная патология? В. Р-в.

До чего все это распорядительно и умно! Разумеется, она имела воззрение всего народа, что «вскрытие умершего тела» есть такое же «осквернение» его, как если бы в лаборатории стали химически исследовать причастие или стали бы расколупывать и ковырять икону. По мысли русских (Православия) — жизнь есть грех, а умершее тело eo ipso есть «святое», икона. Отсюда высокое торжество погребения, где перед телом, как перед образами, зажигают церковные свечи. В. Р-в.

Ну, вот! И ничего в этих самозакапываниях нет, кроме монашества , — самого обыкновенного и заправского монашества, но только горячо взятого (кровь и сердце птицы). В. Р-в.