Бертран Рассел - Человеческое познание его сферы и границы

На практике, если я увидел A и B и C и хочу быть уверенным в Q, я загляну в шкаф, под столы, за занавески и последовательно буду говорить: «В этой части комнаты никого нет». Теоретически я мог бы разделить всю площадь комнаты на некоторое количество более мелких площадей, каждая из которых была бы достаточной для того, чтобы вместить человека; я мог бы исследовать каждый такой участок комнаты и говорить: «Здесь никого нет», исключив из этого участки, в которых находятся A, B и C. В конце концов я мог бы сказать для подтверждения Q: «Я исследовал все части этой комнаты».

Утверждение: «Здесь никого нет» аналогично утверждению: «Это не голубое», которое мы разбирали в предыдущей главе. Это — не бесконечно продолжающаяся конъюнкция: «Браун не здесь, и Джоунз не здесь, и Робинсон не здесь…» — через весь каталог человеческой расы. Все, что это предложение делает, есть отрицание признака, обычного для мест, где бывают люди, и который мы утверждаем, когда говорим: «Здесь кто-то есть», как бывает, например, в игре в прятки. Здесь нет новых проблем. Общее заключается в предложении: «Я исследовал все части комнаты» или в каком-либо его эквиваленте.

Искомое общее может быть установлено следующим образом: «Если я предпринимаю процесс исследования комнаты, то каждый человек, находящийся в этой комнате, будет обнаружен на каком-либо этапе этого процесса». Процесс этот должен быть реально возможным; наше утверждение никто не смог бы проверить, если бы мы сказали: «В этой комнате находятся только три атома урана», но люди, к счастью, никогда не бывают микроскопической величины. Нашему общему можно придать следующую форму: «Если я выполняю определенную серию поисковых действий A1, А2 … An, то каждый человек, находящийся на определенной площади у, будет обнаружен во время по крайней мере одного из этих действий». Это заключает в себе почти неразрешимый узел логических, физических, метафизических и психологических элементов. Поскольку мы заняты сейчас только логическими элементами, будет лучше выбрать для начала другой пример, а именно: «Я только что услышал шесть сигналов по радио». Это можно истолковать следующим образом: «В период только что протекшего короткого отрезка времени я имел ровно шесть очень похожих слуховых ощущений определенного, хорошо известного рода, называемых «сигналами». Я могу обозначить собственным именем каждый из них, скажем P1, P2… Р6. Затем я говорю: «P1 и Р2 и … P6 были всеми сигналами, которые я слышал в период времени между моментом t1 и моментом t2». Назовем это утверждение «R».

Совершенно ясно, что то, что отличает утверждение R от конъюнкции: «Я слышал P1, и я слышал P2, и … и я слышал P6», есть отрицание: это знание, что я не слышал никаких других сигналов. Рассмотрим это. Допустим, что я соглашаюсь слушать сигналы в течение периода продолжительностью в пять секунд, в начале и в конце которого вы говорите: «Итак!» Непосредственно после этого вы спрашиваете: «Слышали ли вы какие-либо сигналы?» — и я отвечаю: «Нет». С логической точки зрения это — общее суждение, а с психологической может быть единичным отрицательным суждением восприятия, подобным суждению: «Я не вижу голубого неба» или «Я не ощущаю дождя». Повторяю, что в таких суждениях мы предполагаем идею некоего качества и получаем ощущение другого качества, что и вынуждает нас не верить в предполагаемую идею. Здесь нет никакого разнообразия случаев, а есть чувственное настоящее, когда одно качество ощущается как имеющееся, а другое — как отсутствующее. Предложение о качестве: «Я не слышал звучания сигналов» мы преобразуем в предложение о событиях: «Я не слышал сигналов». Множественность «сигналов» есть множественность событий, соответствующих качествам, что уже нами рассматривалось выше в связи с собственными именами.

Мы можем распространять такие отрицательные суждения за пределы ощущаемого настоящего, потому что нет резкой границы между ощущением и непосредственным воспоминанием или между непосредственным воспоминанием и воспоминанием в собственном смысле слова. Вы спрашиваете: «Слышите ли вы сигнал?», а я отвечаю не отрывистым «нет», а продолжительным: «Не-е-е-т». Благодаря этому мое отрицание может относиться к периоду в десять секунд или около того. Благодаря непосредственному воспоминанию и воспоминанию в собственном смысле слова мое отрицание может относиться к неопределенно продолжительному периоду времени, как например в суждении: «Я наблюдал всю ночь и не видел ни одного самолета». Когда такие суждения оправдываются обстоятельствами, мы можем сказать, например: «Между моментом t1 и моментом t2 я видел шесть самолетов», потому что можем разделить весь указанный период времени на более мелкие периоды, в шести из которых мы можем сказать: «Я видел самолет», а в других — «Я не видел самолета». Эти различные суждения затем суммируются в памяти и дают основание для перечислительного суждения: «В течение всего периода я видел шесть самолетов».

Если эта теория правильна, то отрицательные суждения восприятия сами по себе не являются общими; они говорят (например): «Я не слышал звучания сигналов», а не «Я не слышал сигналов». Суждение: «Я не слышал сигналов» есть логический вывод, ибо сигнал есть сложное явление и звучание является только его составной частью. Этот вы вод похож на вывод, когда из суждения: «Я никого не видел» мы выводим: «Я не видел никакой процессии». Процессия есть толпа людей, и если один человек может в разное время быть составной частью многих процессий, то процессии не могут существовать без людей. Мы можем поэтому из отсутствия качества, называемого «человеческое», логически вывести отсутствие процессий. Подобным же образом из отсутствия звучания мы можем вывести отсутствие шумов.

Если приведенная теория правильна, то перечислительные эмпирические суждения зависят от общих отрицательных суждений, логически выводимых из отрицательных суждений восприятия, относящихся к единичным качествам, вроде: «Я не вижу голубого». Поставленная нами проблема в отношении таких суждений разрешается, таким образом, с помощью изложенных выше теорий, касающихся слова «не» и собственных имен.

Вышеописанное, однако, является только одним из способов, какими мы приходим к общим предложениям. Этот способ применим, только когда возможно полное перечисление, то есть когда имеется некое свойство P, о котором мы можем сказать «a1, a2… an — все они являются субъектами, о которых P может правильно утверждаться». Этот способ применим, когда мы приходим к предложению: «Этот поселок имеет 623 жителя», или «Все жители этого поселка имеют фамилию Джоунз», или «Все специалисты по математической логике, фамилии которых начинаются с буквы Q, живут в Соединенных Штатах». Вопрос, который мы обсуждали, гласит: «Что связано с возможностью полного перечисления?» Но существует множество общих предложений, в которые мы все верим, хотя полное перечисление или практически, или теоретически оказывается невозможным. Такими предложениями являются два вида тавтологические предложения и индуктивные. Примерами первого вида (тавтологическим) являются предложения: «Все пятиугольники суть многоугольники», «Все вдовы были замужем» и т. п. Примерами второго вида: «Все люди смертны», «Всякая медь проводит электричество» и т. п. Кое-что следует сказать о каждом из этих видов.