Карл Маркс - Собрание сочинений, том 6

Подобно тому как Трансильвания однажды уже была занята русскими, подобно тому как в настоящее время требуют, чтобы 30000 русских вступили в эту же область и еще 30000 были посланы через Галицию, подобно тому как банатские сербы тоже умоляют православного царя о помощи, — точно так же будет и у нас. Мы еще дождемся, что правительство и буржуазия призовут в нашу страну русских, как это недавно было в Трансильвании. И к этому дело идет. Победа контрреволюции в Вене и в Берлине еще недостаточно сильно подействовала на нас. Но когда Германия почувствует на себе русский кнут, тогда-то уж она поведет себя несколько иначе.

Русские — подлинные освободители Германии, — говорили мы в июне прошлого года [307]. Мы повторяем это и теперь, но теперь уже не мы одни говорим это!

Написано Ф. Энгельсом 21 апреля 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 279, 22 апреля 1849 г.

Перевод с немецкого

Кёльн, 21 апреля. Возвращаемся к заседанию от 13 апреля. После ответа министра на запрос депутата Лисецкого палата переходит к дебатам по поводу закона о плакатах.

Г-н Роршейдт зачитывает доклад центральной комиссии, после чего г-н Везендонк вносит предложение об отклонении правительственного законопроекта en bloc {в целом. Ред.}.

Г-н Арним (граф) берет слово. Внесенное предложение, — говорит он, — недопустимо. Оно равносильно предложению о переходе к очередным делам. Однако по отношению к правительственным законопроектам нельзя-де принимать решения о переходе к очередным делам. Это твердо установлено регламентом.

Только теперь господа левые поняли, с какой целью правые внесли в регламент параграф 53. По отношению к правительственным законопроектам палата не имеет права принимать постановление о переходе к очередным делам. Этот с виду невинный пункт означает, однако, не больше и не меньше как следующее: вы не имеете права отклонять какой бы то ни было правительственный законопроект en bloc, а вынуждены обсуждать каждый отдельный параграф этого законопроекта, будь этих параграфов хоть тысяча.

Это возмутило даже депутатов центра. После продолжительной дискуссии, в течение которой каждая из сторон всячески изощрялась в толковании регламента, председатель, наконец, переходит к дальнейшему обсуждению, объявляя предложение Везендонка допустимым.

Слово получает г-н Рупп, великий Рупп, тот самый Рупп, который некогда отстранялся от должности, подвергался преследованиям и травле со стороны всех газет и был исключен из блаженной памяти союза Густава-Адольфа [308]. Г-н Рупп произносит речь, после которой, по мнению не менее великой и не менее просвещенной {70} берлинской «National-Zeitung», левые вряд ли смогут что-либо добавить не только в общих дебатах, но и в дебатах по отдельным вопросам. Рассмотрим же эту исчерпывающую речь «друга света» Руппа, являющуюся продуктом чистого разума.

Эта исчерпывающая речь является в самом деле настоящим порождением духа «Друзей света», духа «Свободных общин» [309], т. е. она не исчерпывает ничего, кроме банальностей, которые могут быть высказаны по поводу плакатов.

Г-н Рупп начинает свое выступление с разъяснения того, что правительство и центральная комиссия по-разному мотивируют закон о плакатах. Если правительство считает этот закон исключительно полицейской мерой, предпринятой в целях упорядочения уличного движения и по соображениям эстетики, то центральная комиссия, отклоняющая этот нелепый прусский трюк, выдвигает на первое место политические мотивы. Это разъяснение явилось прелюдией к патетической проповеди «друга света».

«Таким образом, этот законопроект бесспорно входит в число важнейших вопросов, подлежащих обсуждению в настоящем собрании. Ведь не пожелаем же мы сказать» (мы не пожелаем сказать!), «что нам так-таки (!) безразлично, существует ли на свете несколькими плакатами больше или меньше, ибо (!) в этом именно и заключается возвышенный характер права и свободы, что даже то, что кажется самым маловажным, вступая в связь с возвышенным, немедленно само приобретает более высокое значение (!!)».

После того как г-н Рупп в своем пастырском вступлении установил «возвышенный характер» и «более высокое значение» плакатов и настроил своих слушателей на благочестивый лад, он спокойно может дать волю «неизменно ясному, кристально чистому и плавному» течению своего чистого разума.

Сначала г-н Рупп весьма глубокомысленно замечает, «что очень часто случается, что меры, принимаемые против воображаемых опасностей, создают опасности реальные».

Эта избитая фраза вызывает на скамьях левых ликование и восторженные возгласы «браво».

После этого г-н Рупп с тем же глубокомыслием доказывает, что законопроект находится в противоречии с… октроированной конституцией, которую г-н Рупп категорически отказывается признать!

Странная политика у левых — ссылаться на октроированную конституцию и в качестве аргументов против дальнейших пинков вспоминать о пинках, полученных в ноябре!

Если правительство считает, — продолжает г-н Рупп, — что этот законопроект не затрагивает свободу печати, а касается лишь использования улиц и площадей для распространения печатных произведений, то с таким же успехом можно сказать, что и при цензуре существовала свобода печати, так как под контроль было поставлено не использование печати, а лишь распространение печатных произведений.

Всякий, кто жил в Берлине в период существования цензуры, сумеет оценить по достоинству всю новизну этой фразы, которая уже несколько лет тому назад курсировала среди мнимых либералов и которая тем не менее вызвала оживление и возгласы «браво» на скамьях левых.

Г-н Рупп цитирует параграф октроированной конституции о свободе печати и обстоятельно доказывает, что законопроект Мантёйфеля находится в вопиющем противоречии с мантёйфелевской конституцией.

Но, милейший г-н Рупп, tout bonhomme que vous etes {каким бы простаком вы ни были. Ред.} , вы не могли не знать, что Мантёйфель октроировал конституцию только для того, чтобы потом аннулировать содержащиеся в ней несколько либеральных фраз путем сохранения старых или введения новых законов о затыкании рта.

Г-н Рупп доходит до того, что с отменной основательностью разъясняет правым, что позже, а именно при пересмотре конституции, они могли бы включить в нее закон о плакатах, но теперь им следует отклонить этот закон, ибо в противном случае они предвосхитят пересмотр конституции!

Как будто господа правые заинтересованы в том, чтобы быть последовательными, а не в том, чтобы скорее положить конец дурной печати, клубам, возбуждению, недоверию в торговых делах и другим достижениям, более или менее обязанным своим происхождением революции!