Карл Маркс - Собрание сочинений, том 6

Но при этом основательный г-н Ридель основательно дал маху. Если бы мы, рискуя навлечь на наших читателей смертельную скуку, пустились в этимологическую дискуссию с гном Риделем, то мы, с грамматикой Дица в руках, доказали бы ему, что слово «плакат» вовсе не происходит от латинского placare {успокаивать, примирять, смягчать. Ред.} , а является лишь искаженным французским placard {объявление, афиша, плакат. Ред.} , которое имеет своим корнем слово plaque {дощечка с надписью. Ред.} , опять-таки немецкого происхождения. И тогда вся успокоительная теория г-на Риделя рассыпалась бы как карточный домик.

Это, конечно, безразлично г-ну Риделю, и он прав. Ведь вся эта успокоительная теория является лишь школярским приемом, captatio benevolentiae {попыткой завоевать благосклонность (риторический прием). Ред.} , за которым скрывается явная попытка сыграть на страхе имущих классов.

Плакаты «разжигают страсти», они «разжигают пламя греховной ненависти и мести, особенно против властей», они «призывают неразумные массы к демонстрациям, которые угрожающим образом (!) нарушают порядок и выходят за рамки законной свободы». И поэтому плакаты должны быть запрещены.

Другими словами: объединенные феодалы, бюрократы и буржуа силой оружия успешно провели прошлой осенью государственный переворот, а сейчас намереваются при помощи палат октроировать нам дополнительные законы, которые еще необходимы для того, чтобы эти господа могли спокойно наслаждаться своей победой. Им до смерти надоели «страсти», они используют все средства для того, чтобы потушить «пламя греховной ненависти и мести против властей», которые для них-то являются самыми лучшими властями в мире, восстановить «порядок» и снова ограничить «законную свободу» удобными для них рамками. А каковы будут эти рамки, можно судить по тому, что г-н Ридель назвал громадное большинство народа «неразумной массой».

Г-ну Риделю не хватает слов, чтобы очернить эту «неразумную массу». Он продолжает:

«Эти» (содержащиеся в плакатах) «сообщения больше всего читает как раз тот класс народа, который меньше всего привык к письменным сообщениям, который не в состоянии с должной осторожностью и недоверчивостью взвесить и проверить достоверность письменных сообщений, как это делает привыкшая к чтению публика, знакомая с обманами печати…»

Кто же эта неразумная масса, этот класс, меньше всего привыкший к письменным сообщениям? Может быть, это укермаркские крестьяне? Никоим образом: во-первых, потому, что они— «ядро нации», во-вторых, они не читают плакатов, а в-третьих, они избрали г-на Риделя своим депутатом. Г-н Ридель имеет в виду только городских рабочих, пролетариат. Плакаты являются основным средством воздействия на пролетариат; пролетариат по самому своему положению революционен, пролетариат — класс, эксплуатируемый при конституционном режиме так же как и при абсолютизме; он готов всегда снова взяться за оружие; именно со стороны пролетариата угрожает главная опасность, а потому прочь все то, что может способствовать сохранению революционной энергии в среде пролетариата!

А что больше способствует сохранению революционной энергии в среде рабочих, чем плакаты, превращающие угол каждой улицы в большую газету, из которой проходящие рабочие узнают о событиях дня и об их значении, по которой они знакомятся с различными взглядами и возражениями против этих взглядов, около которой они встречают одновременно людей разных классов и разных мнений, людей, с которыми они могут обсуждать содержание плакатов; короче говоря, плакат для рабочих одновременно и газета и клуб, и все это совершенно бесплатно!

Но как раз это-то и нежелательно господам правым. И они правы. Со стороны пролетариата им угрожает наибольшая, если не единственная опасность; почему же им, в чьих руках находится власть, не стремиться к тому, чтобы всеми средствами устранить эту опасность?

Против этого ни один человек не может возражать. С божьей помощью вот уже около шести месяцев мы живем при диктатуре сабли. Мы не питаем ни малейших иллюзий относительно того, что находимся в состоянии открытой войны с нашими врагами, равно как и относительно средств, при помощи которых наша партия только и может прийти к власти. Мы не станем унижаться до упреков морального характера по адресу господствующего в данный момент тройственного союза юнкеров, бюрократов и буржуа за то, что они хотят любым способом обратить нас в рабов. Если бы даже высокоморальный проповеднический тон и пафос нравственного возмущения господ нытиков не были нам противны сами по себе, мы отказались бы от подобных пустых полемических фраз уже по одному тому, что все-таки твердо рассчитываем взять реванш над нашими врагами.

Но нам кажется странным, что господа, находящиеся сейчас у власти и обладающие официальным большинством, не высказываются столь же откровенно, как это делаем мы. Более отъявленного представителя Укермарка, чем г-н Ридель, трудно себе представить, и все же даже он не мог удержаться, чтобы не заявить в конце своей речи:

«Конечно, у меня никогда не было намерения в какой бы то ни было мере препятствовать свободному высказыванию мнений. Духовную борьбу за правду я рассматриваю как святыню свободных народов, на которую никто не смеет посягать».

А в другом месте г-н Ридель говорит о своем желании

«допустить распространение плакатов на тех же основаниях, на которых распространяются литературные произведения вообще».

Что должны означать эти фразы после всех предыдущих объяснений? Существующее правительство и конституционная монархия вообще не могут в настоящее время удержаться у власти в цивилизованных странах, если печать будет свободна. Свобода печати, свободная борьба мнений означают допущение классовой борьбы в области печати. А порядок, которого так страстно жаждут, — это как раз подавление классовой борьбы, это затыкание рта угнетенным классам. Поэтому партия спокойствия и порядка должна уничтожить свободную борьбу мнений в печати, она должна посредством законов о печати, запретов и т. д. максимально обеспечить себе монополию на рынке, она должна, в частности, прямо запретить бесплатную литературу в форме плакатов и бесплатных листовок. Все это известно этим господам; почему же они не говорят об этом открыто?

В самом деле, г-н Ридель, почему бы вам не предложить немедленно восстановить цензуру? Ведь нет лучшего средства для того, чтобы успокоить «страсти», погасить «пламя греховной ненависти и мести против властей» и обеспечить «рамки законной свободы»! Voyons, citoyen Riedel, soyons francs! {Право, гражданин Ридель, будем откровенны! Ред.} Ведь в конце концов дело же идет к этому!