Плотин - Эннеады

Рассмотрим же мы не ту душу, что погружена в тело и наполнена безрассудными стремлениями и прочими страстями, но душу очистившуюся и отвратившуюся от всего телесного: тогда нам сразу станет понятно, что все пороки привнесены в душу извне. В самой же чистой душе мы найдем лишь "разумение и прочие добродетели".* Но если так, если душа, оставаясь сама собою, поистине такова, то, значит, природа ее наилучшая — божественная и вечная, поскольку разумение и высшие добродетели принадлежат не дурному и тленному, но божественному и вечному. И если бы большинство людей имели бы такие чистые души — кто бы тогда усомнился, что душа — бессмертна? Сомнения эти возникают потому, что души многих испорчены и искажены, и озабочены недостойным. Но истинную природу следует искать не в смешанном, но в беспримесном и чистом, дабы примешанное не прятало ее, как грязь порою прячет золото на монете.

* "Пир".

И каждый, кто пожелает, может сделать это: отрешиться от всего телесного, вглядеться в самого себя и, наблюдая очищенного себя в чистом умопостигаемом мире, убедиться, что и он — бессмертен. Ибо там он узрит Ума, чистого от всех смертных вещей, постигающего вечное своими вечными эйдосами, осиянного истинным светом, исходящим от Блага.

Так как благодаря очищению познается наивысшее, значит, оно позволяет выявить заключенные в душе истинные знания. Действительно, ведь не где-либо вовне, но внутри самой себя душа наблюдает и рассудительность, и справедливость, как бы очищая от грязи свое душевное золото. И если прежде она не ведала о своем богатстве, то теперь, хотя бы раз взглянув на него, разве не придет она в восхищение, разве станет искать себе украшений где-нибудь на стороне? Конечно же, нет, но будет хотеть и стремиться к тому, чтобы просто быть самою собой.

Так можно ли сомневаться в том, что такая душа — бессмертна? Ведь жизнь изначально присуща ее природе и потерять такую само-жизнь попросту нельзя. Жизнь души — не акцидентальное, привнесенное свойство, как, например, теплота у огня: огонь проявляет свое тепло через свой субстрат — материю, жизнь же души не нуждается в материи, ибо душа в материи и есть наша жизнь.

Итак, либо жизнь есть сущность, живая сама по себе, и это-то мы и называем бессмертной душою, либо, если это не так, она имеет сложную природу и тогда ее следует подвергнуть дальнейшему анализу, чтобы в конце концов выделить то простое, само-движущееся и само-живущее, то есть опять-таки бессмертную душу, либо же, если она, как полагают иные, только определенное состояние материи, то пусть они нам объяснят, как и откуда возникло подобное состояние; пытаясь дать разъяснения, они неизбежно придут к тому выводу, что источник подобных явлении необходимо бессмертен.

Далее, если бы Душа была смертна, то все наше мироздание давно бы исчезло, а если, как думают некоторые, мировая Душа бессмертна, а наши — нет, то, собственно, почему? Ведь любая душа и само-движущаяся и само-живая, каждая касается одних и тех же вещей одними и теми же способностями, мысля и горнее и дольнее и восходя вплоть до самого Блага. Проникновение же в суть каждой вещи, проистекающее из созерцания и припоминания, дает ей бытие прежде тела: вечные знания необходимо предполагают и вечное бытие.

Затем, распаду подлежит составное и сложное, душа же — едина и проста, и существует не в возможности, но в действительности. Не обладает она также ни протяженностью, ни массой — ничем таким, что могло бы быть разделенным или раздробленным. Не грозят ей и качественные изменения, ибо все ее качества — не акцидентальны: качественные изменения способны разрушить форму, но не душу.

Итак, поскольку никаким из возможных способов душу разрушить нельзя, следовательно, она неуничтожима.

Но как душа попадает в тело, если горний мир отделен от дольнего?

Ум, конечно же, будучи целостным, пребывает сам в себе: не подверженный никаким сторонним воздействиям, он живет чистой жизнью, порождая и содержа в себе все истинно-сущее. Однако вслед за ним происходит уже то начало, которое, приемля влечения, устремляется в иное; будучи как бы беременной теми прекрасными образами, которые она созерцала в Уме, Душа отображает их в чувственном мире, созидая и творя на всем его необозримом пространстве. При этом она отчасти управляет всем мирозданием в целом, отчасти же, желая управлять и единичным, внутренне обособляясь, рождается в телах. Но и при этом она не отдается полностью тому или иному телу, ибо в своей высшей, разумной части всегда остается бесстрастной и чуждой воздействиям.

Итак, душа то пребывает в теле, то — вне тела. То находясь среди высших сущностей, то погружаясь в чувственный мир, она наполняет этот мир гармонией и красотой, наполняет неизменно и вечно, ибо сама — бессмертна.

Что же касается тех душ, которые пали столь низко, что стали душами животных, то и они бессмертны, ибо также происходят от само-живущей сущности, порождая жизнь в своих телах. То же мы можем сказать и о душах растений, поскольку и они — из того же источника: живые, бестелесные и неделимые сущности.

Тем же, кто укажет нам на различение отдельных аспектов души как на признак ее трехчастности, делая вывод, что она — составная и, следовательно, подлежит распаду, мы ответим, что одни души сумеют очиститься от того, что налипло на них при рождении, другие же еще долго будут пребывать в подобном состоянии, но и те, и другие все равно не погибнут до тех пор, пока будет жив источник их бытия; источник же — бессмертен.

На этом, пожалуй, можно было бы и закончить, поскольку уже и так сказано достаточно для тех, кто способен удовлетворяться доказательствами. Всем же прочим, требующим еще и чувственного подтверждения, укажу на традиции и предания, связанные с божественными оракулами: они велят нам умилостивлять гнев обиженных душ и чтить души умерших, ибо смерть — удел лишь чувственных тел. Известно также, что многие души, ранее добродетельно жившие в человеческих телах, продолжают творить добро: пророчествуя через оракулов, они помогают людям на их жизненном пути, показывая на собственном примере, что и другие души не погибнут.

Так случалось много раз: как бы восходя из собственного тела в самого себя, самососредоточившись и отвратившись от всего внешнего, я созерцал чудесную красоту, превосходящую все, что когда-либо было явлено в нашем мире; становясь причастным истинной жизни, обретая единство с божественным, в этом дивном своем состоянии я умственно достигал верховных сфер. Но, увы, наступал момент, когда ум нисходил в область рассудка, и, вспоминая о своем пребывании в сверхчувственном мире, я задавался вопросом, в чем причина моего падения, как душа вошла в мое тело и каким образом она, уже находясь в теле, все равно остается высшей сущностью.