Макс Штирнер - Единственный и его собственность

Но рабочий класс остается силой, враждебной этому государству, этому государству имущих, этому «буржуазному королевству», так как самое существенное в рабочем классе не защищается государством; рабочие не пользуются как рабочие «государственной защитой», а только как его подданные причастны полицейской и «правовой» защите. Принцип ра­бочего класса – труд не ценится, его грабят, это – военная добыча имущих, его врагов.

Рабочие имеют огромную силу в своих руках, и если бы они ее почувствовали и воспользовались ею, то ничто бы не могло устоять против них: стоило бы им только приостановить работу и все выработанное ими считать своим, пользуясь им для себя. Таков смысл вспыхивающих иногда рабочих волнений.

Государство покоится на рабстве труда. Когда труд сделается свободным, государство будет сокрушено.

Мы – люди, рожденные свободными, а куда мы ни погля­дим, – всюду видим, что нас превратили в слуг эгоистов! Неужели же нам следует из-за этого тоже сделаться эгоистами? Боже сохрани, мы лучше сделаем так, чтобы не было эгоистов. А для этого сделаем всех нищими: пусть никто ничего не имеет, чтобы «все» имели.

Так говорят социалисты.

Но кто же эта личность, которую вы называете «все»? Это – «общество». Но разве оно имеет плоть? Мы ее тело! Вы? Но ведь вы – не плоть? Хотя ты имеешь плоть, и ты, и другой, но все вы вместе – тела, а не единое тело. Поэтому объединен­ное общество могло бы иметь тела к своим услугам, но оно не может иметь единое, собственное тело. Оно только «дух», как «нация» политиканов; тело же его – только призрак.

Свобода человека по принципам политического либерализ­ма — свобода от личностей, от личного господства, от госпо­дина. Это – охрана каждой отдельной личности от других личностей, личная свобода.

Никто не может ничего приказать: один только закон повелевает.

Но если и сделались равными личности, то все же не таковы их имущества. И все-таки нужен бедный богатому и богатый бедному: одному нужны деньги богатого, другому – труд бедного. Значит, никто не нуждается в личности другого, но все нуждаются друг в друге как поставщики один другого. Следовательно, то, что каждый из них имеет, и делает из него человека. И в имении, или в «состоянии», люди равны.

Следовательно – так заключает социальный либерализм, – никто ничего не должен иметь, как в политическом либера­лизме, где никто не должен повелевать, то есть как в последнем одно только государство получает право повелевать, так и в первом одно только общество получает имущество.

Защищая личность и собственность одного от другого, государство в то же время и отделяет их друг от друга: каждый сам по себе, и то, что он имеет, он имеет для себя. Кто довольствуется тем, что он есть и что он имеет, тот, конечно, будет удовлетворен таким положением вещей. Но кто хотел бы быть и иметь больше, тот ищет это «большее» и находит его во власти других личностей. Здесь перед ним противоречие: как личность ни один не выше другого, и все же одна личность имеет то, чего другим не достает, или что она могла бы иметь. Значит, заключает он из этого, все-таки одна личность более, чем другая, ибо одна имеет то, что ей нужно, а другая этого не имеет, одна – богатая, а другая – бедная.

Следует ли, спрашивает он сам себя дальше, возродить то, что мы с полным основанием похоронили: должны ли мы допустить это восстановленное обходным путем неравенство личностей? Нет, мы должны, наоборот, довести до конца то, что исполнено только наполовину. Нашей свободе от личности другого недостает еще свободы от того, чем эта личность может управлять, что она имеет в своей личной власти – короче, от «частной собственности». Уничтожим поэтому частную соб­ственность. Пусть никто впредь ничего не имеет, пусть каж­дый будет – нищий. Пусть собственность будет безлична, пусть она будет принадлежать обществу.

Перед высшим повелителем, перед единодержавным влас­телином все мы сделались равны, все мы равные личности, то есть – нули.

Перед высшим собственником мы все становимся одина­ковыми – нищими. Теперь еще один может считаться в глазах другого «нищим», «голяком», затем, однако, исчезнет и эта оценка, и все коммунистическое общество можно будет назвать «нищими».

Если пролетарий действительно осуществит предполагае­мое им « общество », в котором будет устранено различие между богатым и бедным, то он будет нищим, но тогда он будет нищим с сознанием, что это нечто значительное: «нищий» сделается почетным обращением, как во времена революции «гражда­нин». Нищий – идеал пролетария, он хочет, чтобы все мы сделались нищими.

Это – вторая кража, совершенная у «личности» в интере­сах «человечности». Единоличной личности не остается ни права повелевать, ни собственности: одно отняло государство, другое – общество.

Так как в современном обществе обнаруживаются очень гнетущие его недостатки, то угнетаемые, то есть представители низших слоев общества, возлагают всю вину на общество и ставят себе задачей сделать общество таким, каким оно должно было бы быть. Старая история: и здесь ищут вину во всем, только не в себе: в государстве, своекорыстии богатых и т. д., а между тем все это обязано своим существованием нашей вине.

Рассуждения и заключения коммунизма очень просты. В настоящем положении дел, при современных государственных условиях, происходит война всех против всех, причем меньшин­ство господствует над большинством. При этом положении вещей меньшинство благоденствует, в то время как большин­ство терпит нужду. Поэтому современное состояние, то есть государство (status = состояние) должно быть уничтожено. Что же должно стать на его место? Всеобщее благосостояние, благосостояние всех должно сменить благополучие единичных личностей.

Революция сделала буржуазию всемогущей, и все неравен­ства были уничтожены тем, что всякий был возвышен или принижен на степень «гражданина»: простой человек – воз­вышен, аристократ – принижен; третье сословие сделалось единственным сословием – а именно сословием граждан госу­дарства. На это коммунизм возражает следующее: наша сущ­ность и наше значение не в том, что все мы – равные сыны государства, нашей матери, рожденные все с одинаковыми правами на ее любовь и защиту, а в том, что мы существуем друг для друга. В этом наше равенство, мы равны тем, что я, как и ты, и всякий другой, «работаем» и стараемся друг для друга, то есть в том, что всякий из нас – труженик. Дело не в том, чтобы жить для государства, быть гражданами, дело не в нашем гражданстве, а в том, что каждый из нас существует благодаря Другому: в то время как кто-нибудь заботится с моих потребнос­тях, я озабочен удовлетворением его нужд. Он изготовляет, например, мою одежду (портной), я же доставляю ему развле­чения (акробат, сочинитель комедии и т. д.): он заботится о моей пище (сельский хозяин), я – об его образовании (ученый и т. д.). Значит, наше достоинство и наше равенство в труде.