Лао-цзы - Дао дэ цзин

3. Некоторые западные переводчики рассматривают две части 4-й строки как одно предложение. Так поступает, например, К. Ларр: «Пусть люди боятся умереть во время путешествия». Однако и Ван Би, и особенно Хэшан-гун рассматривают две части этой фразы как самостоятельные высказывания. В мавандуйских списках данная строка выглядит иначе и может быть прочитана следующим образом: «Пусть люди будут почтительны к смерти и держатся подальше от прощания» (в списке В сказано: «подальше от странствия»). Возможно, мы имеем дело с ошибкой переписчика, а, возможно, как предполагает Р. Хенрикс, речь идет о том, чтобы «отставить подальше мысль о прощании» (в смерти?). По мнению же Сюй Каншэна, мавандуйский текст не отличается по смыслу от традиционного варианта.

4. По поводу 7-й строки Хэшан-гун высказывается кратко: «Не будет обиды и ненависти в мире».

5. Комментарий Хэшан-гуна к 8-й строке гласит: «Люди откажутся от письмен, вернутся к простоте и будут доверять друг другу без расписок».

6. А. Грэхэм обращает внимание на то, что заключительная часть этой главы (строки 8 – 13) приводятся Сыма Цянем как описание блаженных времен мифического правителя Шэньнуна, родоначальника земледелия. По мнению А. Грэхема данный пассаж восходит к учению так называемой «школы земледельцев».

7. По поводу концовки главы Хэшан-гун кратко поясняет: «У людей не будет страстей и желаний». Ван Би помещает аналогичный комментарий. Таким образом, оба комментатора связывают любовь к путешествиям с желанием извлечь какую-то выгоду для себя. Пояснение Сюань-цзуна: «И там, и здесь царит довольство и нет никаких стремлений».

8. В этой главе рифма отсутствует.

«Правдивые слова кажутся своей противоположностью». Немногие отважутся, как это сделал Ван Би (см. выше примеч. 1), признать в нарисованной Лао-цзы картине идеального общества реально выполнимый проект общественного устройства. Чэн Сюаньин, например, увидел в упоминаемом здесь государстве аллегорию сердца, а в орудиях, которыми не следует пользоваться, – намек на органы чувств, неспособные доставить правильное знание о мире.

Считать ли даосскую «утопию» полемической альтернативой существующим порядкам? Все, что мы знаем о Лао-цзы, не дает оснований так полагать. Но есть еще одна версия: принять эту поэтическую утопию, сложенную из образов столь же натуралистических, сколь и ирреальных, откровенно символических, за правдивое свидетельствование о покое и радости просветленного, то есть целомудренного духа, который обретает полноту в саморассеивании (отчего его жизнь не поддается изложению). Речь идет о полной гармонии человеческого сознания и бытия или даже, точнее, быта, когда в обществе нет никакой почвы для соперничества и, следовательно, в нем нет ни злобы, ни насилия, ни тоски. Этот опыт внутреннего «совершенства» или, как выражался Чжуан-цзы, «Небесной освобожденности», формирует особый язык выразительного безмолвия : люди, живущие так, «не знаются друг с другом» (Лао-цзы), «не угождают друг другу» (Чжуан-цзы). Правда их жизни выражается в абсолютно «ином» – ином даже по отношению к «инаковости» Неба или смерти. Недаром, согласно некоторым спискам, жители утопии Лао-цзы, не желая «знаться друг с другом», в равной мере «никогда не прощаются друг с другом». Метафора лжет о себе и так выдает истину. Правда Пути – это вечно ускользающая граница всех «жизненных миров» человечества, мерцание «образа без образа», незримый исток и скрытое завершение самых простых и самых долговечных упований сердца. Но также знак цельности человеческой практики, которая не отрицает «предметной деятельности», но и не подчиняет ей человеческий дух. Этой главе традиция дала название «Одинокое бытие»: таков принцип разсоциализирующей социальности Лао-цзы. Даосский патриарх рисует образ общества, которое совершенно реально и не может не быть именно в своей невозможности . Здесь «забвение себя» – акт в высшей степени безответственный – подтверждает великую ответственность человека перед миром.

Комментарий Янь Цзуня: «Мудрец, управляя маленьким царством, превращает беду в счастье, а опасность – в покой. Он богат лодками и повозками и имеет крепкое воинство. Он может, а не делает, знает, но ничего не предпринимает, скрывает себя и устраняет все прелести. Он просто трудится, а потом отдыхает, летом носит один халат, зимой надевает поверх второй. У него все есть, а кажется, что ничего нет. Ибо он все устраивает посредством Пути, все охватывает Совершенством и един с людьми».

Комментарий У Чэна: «Лао-цзы жил во времена упадка династии Чжоу, когда большим государством с многочисленным населением было уже трудно управлять. Нужно было иметь маленькое царство и немного народа, чтобы люди не смотрели по сторонам, а были довольны собой. Если люди никуда не отправляются, они и не имеют нужды в лодках, повозках и оружии. А если восстановить древний порядок завязывания узелков, не понадобится заключать письменные обязательства. Тогда всякая пища будет казаться сладкой, а всякое платье – красивым. А люди будут заботиться только о своей земле».

1. В начальной строке сказано буквально «Заслуживающие доверия слова не красивы». В английских переводах говорится также «сладкие», «приятные» ( sweet ) или «манерные», «нарочитые» ( showy ). Хэшан-гун поясняет, что «заслуживающие доверия слова лишены красивости, просты и безыскусны». Ван Би предлагает более отвлеченное толкование: «Слова, внушающие доверие, не красивы. Их существо – в правдивости. Искусные мыслители не спорят. Их основа – первозданная цельность (Цельный Ствол)». Юй Юэ предлагает читать первые две строки иначе: «То, что вызывает доверие, не красиво. То, что красиво, не вызывает доверия».

2. Строки 3 – 6 в мавандуйском тексте В (текст А в этом месте не поддается прочтению) заметно отличаются от традиционного варианта. Они гласят: