Игорь Футымский - Онтология взрыва

В первобытных обществах не существовало полиции, но полицейский надзор там выполнялся гораздо более эффективно чем тогда, когда появилась полиция там все общество участвовало в нем добровольно и обязательно, можно сказать бессознательно, в силу геометрии связей, обеспечивавшей такому обществу устойчивость. И горе, конечно, было тогдашним маргиналам (в том числе и интеллектуалам), которые не способны были в силу своих геометрических характеристик жить как все - их без всяких синедрионов, понтиев пилатов и ОСО быстро волокли на огонь или, может быть, просто тут же, на общем собрании и съедали. Помимо удовольствия по поводу того, что раздавили гадину, сколько удовольствия от внепланового обеда! - трудно сказать даже, что было важнее. По видимому, все-таки второе, потому что иначе откуда бы взяться нашей особой, объяснимой разве только генетическими корнями животной радости наблюдать казни, когда они выносятся на всеобщее обозрение. "Распни его! - это нам знакомо не только по прошлым векам, и нынче американские телевизионщики совсем не прочь подзаработать на трансляции узаконенного пропускания нескольких киловольт через физическое тело, способное испытывать боль.

Нам все это хорошо известно. Мы через это совсем недавно прошли: еще только если не наши отцы и матери, то деды и бабки писали доносы (не писали? тогда откуда же они брались в таких огромных количествах? - "кто мне писал на службу жалобы? не ты? да я же их читал!") и кричали это стандартное геометрическое "распни". И это не Сталин и его ближний круг принесли полицейский надзор и публичные расправы над всеми. Сталин просто оказался настолько талантлив, что понял, чем нужно кормить Массу в ее тогдашнем геометрическом состоянии, и для такого талантливого человека справедливо нашлось место.

То, что в России с 9 января 1905-го, потом с февраля 1917-го, и в особенности с 7 ноября 1917-го люди начали внезапно с особым азартом убивать и грабить друг друга, объясняется очень просто с точки зрения геометрии междуметрического перехода: Россия оказалась в эпицентре метрического взрыва.

Одним из самых распространенных британских комментариев по случаю шолоховского "Тихого Дона" было изумление по поводу жестокости русских нравов, попавших под перо Шолохова. Эти комментарии лучше всего дают почувствовать разницу между состоянием пространства рациональностей в эпицентре метрического взрыва (Россия) и на хорошем, почти безопасном, как об этом можно судить, расстоянии от этого эпицентра (Британия). Действительно, англичанам, не испытавшим на себе разрушительные эффекты социального взрыва, трудно было понять, как возможен такой рациональный эксцентризм, вызвавший к жизни практически нечеловеческие проявления жестокости.

Но почему за разогрев пространства рациональностей, вызванный причинами в первую очередь западноевропейского производства (новая вещевая и эстетическая картины мира) пришлось расплачиваться России метрическим взрывом на своей территории? Кажется, это нелогично? - ведь Россия географически удалена от причинных центров разогрева.

Действительно, в этом не было бы никакой логики, если бы география континуумального мира совпадала с географией мирового эвклидова пространства с ее обязательными материками, судоходными трассами, и межгосударственными границами. Но география пространства рациональностей - это, как известно, география рациональностей, то есть, вообще говоря, география статистических распределений рациональностей. А как уже говорилось выше, наибольшим изменениям, а значит, потрясениям в периоды междуметрических переходов подвергаются геометрические образования, не отличающиеся высокой устойчивостью, то есть, маргинальные образования.

Российскую этническую групповую структуру рациональностей начала 20-го века можно было смело называть маргинальной по отношению к европейской, в пространстве которой начался междуметрический переход, вот в ней и прогремело сильнее всего. (Кстати, последний исторический факт, по-видимому, проясняет вопрос, является ли Россия европейской страной. Является, если судить исходя из географии пространства рациональностей, наиболее уместной для такого вопроса по географии.)

Впрочем, остальные европейские территории (а к ним по географии пространства рациональностей относится и североамериканский суперэтнос) можно тоже считать попавшими в зону взрыва, причем, как свидетельствуют факты - тем более, чем ближе в эвклидовой географии они находились к эпицентру. (Есть логика здесь перейти к эвклидовой географии: соседство с бурными событиями чаще всего может быть очень влиятельным.) Так, Германию, например, и кусок бывшей Австро-Венгрии все-таки зацепило быстро спотыкнувшейся мировой пролетарской революцией.

Все же для Европы взрыв первой мировой войны окончился сравнительно благополучно, если, конечно, не считать Италии и Германии. Италии взрывная волна серьезно повредила голову, и потому страна, которая и в предвоенное относительно спокойное время не отличалась крепким политическим здоровьем, со страшной силой обрадовалась дуче, когда тот пообещал ее вылечить. А Германии в Версале было определено ее место: место нового европейского маргинала. Если бы можно было сделать спектрограмму европейского пространства рациональностей вскоре после первой мировой войны, из нее сразу стало бы ясно, что новый взрыв на подходе.

Новый взрыв непременно должен был состояться, потому что еще не остывшая от первого взрыва Европа продолжала разогреваться. Непрерывность, с которой она переходила от одного взрыва к другому, бросалась в глаза: Муссолини и Гитлер, соревновавшиеся за власть с коммунистами как монополистами идеи-детонатора, по сути дела переняли у этих коммунистов эстафету, предложив для новых сотрясений разве что идеологически новый тип детонатора.

Как подействовал второй европейский метрический взрыв на немецкие умы, попавшие в его эпицентр, дает хорошее представление обогащение германского списка индустриальных производств промышленной переработкой человеческих тел для материальных нужд третьего рейха, переработкой, чаще всего производившейся руками будущего сырья для этой переработки. Идея такого бережного использования возникших по случаю в избытке сырьевых ресурсов пришла не в головы непредсказуемых в своих обычаях первобытных дикарей, а в головы нации, к началу 20-го века обладавшей неоспоримым авторитетом в области мировых гуманитарных традиций.

Значит, что-то действительно и несомненно экстраординарное произошло с целой нацией, вдруг ввергнутой в состояние амока? Причем, кажется, не с одной только нацией, но и со многими другими, иногда не без энтузиазма, но всегда без заметного сопротивления встретившими идею истребления евреев рядом с собой. Ведь для того, чтобы допустить массовое умерщвление у себя на виду людей вообще, а тем более тех, кто еще вчера были твоими добрыми соседями, нужно отказаться от своего места в том слое рациональностей, что подразумевает некоторый минимум моральных обязательств, минимумум, который с некоторых пор стал предметом гуманитарной гордости европейского суперэтноса.