Элвин Тоффлер - ТРЕТЬЯ ВОЛНА

Эти противоположные подходы выявили, что не нужно говорить о «правильных» картах, а надо просто понимать различие взглядов на пространство, которое служит разным целям. В наиболее точном смысле слова приближение Третьей волны открывает новые пути видения мира.

Эти глубокие изменения наших взглядов на природу, эволюцию, прогресс, время и пространство появились тогда, когда мы начали движение от Второй волны культуры, в которой подчеркивалось изучение любых вещей и явлений в отрыве от других, к Третьей волне культуры, придавшей особое значение контекстам, взаимосвязям и т. п.

В начале 50–х годов, как раз тогда, когда биологи начали разгадывать генетический код, специалисты в области связи и теоретики из Лаборатории Белл, специалисты–компьютерщики из IBM, английские и французские специалисты в области теоретических научных исследований — все они начали интенсивную и увлекательную работу.

Несмотря на отставание в «исследовании операций», наметившееся во время второй мировой войны, эти работы породили революцию в автоматике и во всех новых видах технологий, которые создали фундамент для производственных процессов Третьей волны на заводах и в учреждениях. Однако вместе с оборудованием пришло и новое мышление. Ключом к революции в автоматике стал «системный подход».

Несмотря на то, что мыслители–картезианцы придавали большое значение анализу составляющих рассматриваемого явления или процесса, часто за счет контекста, мыслители системного толка подчеркивали то, что Симон Рамо [446], один из первых сторонников теории систем, называл «общим, а не фрагментарным взглядом на проблемы». Подчеркивая наличие обратной связи между подсистемами и их роль в образовании более общей структуры, мыслители–системщики вступили в столкновение с общепринятой культурой в середине 50–х годов, когда они впервые начали выходить на свет из своих лабораторий. Их лексика и концепции, которые они выдвигали, стали использоваться социологами и психологами, философами и аналитиками международных отношений, логиками и лингвистами, инженерами и администраторами.

Но сторонники теории систем были не единственными, кто в предыдущие одно–два десятилетия настаивал на более обобщенном способе изучения проблем.

Протест против узкой сверхспециализации получил поддержку также и от движения в защиту окружающей среды, развернувшегося в 70–е годы, так как экологи в большей степени раскрыли «общность» природы, взаимосвязь видов и всеобщность экосистем. «Те, кто не учитывает окружающую среду, хотят разделить явления на составляющие и решать в каждый данный момент одну проблему», — писал Барри Лопес в своей статье [447]. Наоборот, «те, кто принимает во внимание окружающую среду, стремятся смотреть на вещи иначе...

Им присуща врожденная способность учитывать и взвешивать все, а не только решать частные проблемы». Экологический и системный подходы частично совпадали и совместно подталкивали к синтезу и интеграции знания.

Между тем в университетах все больше высказывались в пользу междисциплинарного мышления. И хотя в большинстве университетов факультетские барьеры все еще препятствуют «перекрестному оплодотворению» идеями и интеграционному процессу в обмене информацией, оно настоятельно требовалось для междисциплинарных и общедисциплинарных работ, которые столь широко распространились, что стали уже ритуальным «знаком качества».

Эти изменения в интеллектуальной жизни как в зеркале отразились всюду в культурной жизни. Восточные религии, например, долгое время интересовали лишь крохотные группки из средних европейских классов. Но так было только до тех пор, пока разброд в индустриальном обществе не стал настолько серьезным, что тысячи западных молодых людей начали прислушиваться к тому, что вещают 16–летние гуру, носиться с индийскими свами, слушать индийскую музыку, открывать вегетарианские рестораны в индийском стиле и танцевать посреди 50–й авеню. Мир, о котором они неожиданно заныли нараспев, отнюдь не состоял из обломков разрушенного картезианского: это была «всеобщность».

Что касается душевного здоровья, то психотерапевты избрали путь лечения «человека как целого», используя приемы гештальт–терапии. Повсюду в США основывались такие институты, работали гештальт–терапевты — произошел взрыв их активности. Цель этой активности, по словам психотерапевта Фредерика Периса [448], заключалась в том, чтобы «увеличить возможности человека посредством процесса интеграции» восприятий отдельных индивидов, их информированности, их понятий и связей с внешним миром.

В медицине движение за «глобальное здоровье» выросло, основываясь на убеждении, что здоровье индивида зависит от объединения его физического состояния с душевным и духовным здоровьем. Смешивая воедино знахарство и серьезные достижения в медицине, это движение набрало совершенно чудовищную силу к концу 70–х годов [449].

«Несколько лет тому назад, — писал журнал «Наука» («Science»), — нельзя было даже представить себе, что федеральное правительство окажет финансовую поддержку конференции, посвященной здоровью, на которой гвоздем программы будут такие темы, как лечение методами внушения и самовнушения, иридодиагностика, акупунктура, буддийская медитационная медицина и лечение электричеством». И после того как возник «этот реальный взрыв интереса к альтернативным методам и системам лечения, все они объединились под понятием глобального здоровья».

При такой активности на таком количестве уровней неудивительно, что термины «глобальность», «целостность» или просто «холизм» включены в словари. Сегодня они употребляются всеми без исключения. Эксперты Всемирного банка говорят о «глобальном понимании... городского проживания» [450]. Исследовательская группа при Конгрессе США занимается перспективными «глобальными исследованиями». Специалисты по школьному образованию требуют ввести «глобальное чтение и подсчет очков в спорте» в программу обучения школьников письму. А очаровательным гимназистам и гимназисткам Беверли Хиллз предлагают «глобальные упражнения».

Каждое из этих движений, увлечений и культурных течений имеет свои особенности. Но их общность ясна. Все они атакуют ту самонадеянность, с которой изучается отдельное явление или факт. Их кредо определяется словами философа Эрвина Лацло, ведущего системного теоретика: «Мы являемся частью взаимосвязанной системы природы, и, поскольку культурные «объединители» не делают свое дело по развитию теорий системных схем взаимосвязей, наши коротко и близкодействующие проекты и ограниченные возможности управления процессами могут привести к нашей гибели» [451].