Неизвестен Автор - Философия как схематизм образного мышления

Второй из указанных предрассудков заключается в том, что знание нередко отождествляют с текстом, например, книгой, служащей для хранения и последующей передачи информации. Более того, этот предрассудок получил философское закрепление в попперовской концепции "третьего мира", которая соотносит знание с миром объективированного содержания мышления. Книга, например, согласно этой концепции, является хранилищем объективного знания независимо от того, прочитает ее кто-нибудь или нет. Понятно, что этот предрассудок, как и концепция "третьего мира", эксплицирующий его, в отличие от первого предрассудка соотносит знание с результатом вторичной мыслительной обработки, т.е. рассматривает знание как сознательный феномен. Однако, на наш взгляд, при этом постулируется слишком "сильная" гипотеза о том, что возможна полная объективация сознательных феноменов (мира ментальных состояний по Попперу), в том числе и феномена знания, при которой исчезает его субъективно-антропоморфный характер. Покажем несостоятельность этой "смелой" догадки Поппера. Для этого нам потребуется сделать два важных различения, которые им не учитываются.

Во-первых, необходимо отличать знание от материального носителя знания, например, текста, в котором знание представлено. Это различение задает две интересные темы исследования. С одной стороны, указание на потенциальность знания (по отношению к актуально данному носителю) предполагает необходимость дополнительных к содержанию знания процедур "извлечения" этого содержания, или процедур актуализации знания. Сам по себе набор букв книги, например, для древесного жучка, поедающего ее, не является знанием. Это значит, что "мир" объективированного знания несамодостаточен, а предполагает наличие, по крайней мере, еще трех моментов:

+ наличие особых "шифров", позволяющих извлекать знание и "смысл" знания из носителя; + наличие особого устройства или "органа", с помощью которого осуществляется дешифровка и извлечение знания; + необходимость особой активности, или "понимательного" усилия существа, владеющего "шифрами" и "органом" дешифровки. Первое из выделенных нами условий предполагает наличие по крайней мере двух типов "шифров", необходимых для извлечения знания из носителя. С одной стороны, как это уже отмечали авторы "Логики Пор-Рояля", каждый знак (а текст - тоже знак) содержит в своем составе две идеи [2] 2). Во-первых, это, конечно, идея обозначаемого знаком содержания, т.е. той реальности, которая знаком репрезентируется и на которую знак указывает. Когда мы произносим (или пишем) слово "стол" нас в общем случае (за исключением случаев специальных) интересует не сам набор символов, состоящий из четырех букв, а тот предмет, который этим знаком обозначается. Но, помимо содержательной идеи, знак несет в себе и еще одну - формальную - идею, а именно указание на то, что он является знаком, или носителем чуждого ему содержания, например, носителем знания. Если я напишу символ О так, то другой человек поймет, что я написал букву "о", а не некоторую закругленную закорючку. Однако, если я увеличу масштаб написанного символа О, например, в 100 раз, то неискушенный наблюдатель не усмотрит в этом рисунка, и тем более записи буквы. Увеличенная (или уменьшенная), например, в 100 или 1000 раз книга не сможет быть "знанием" просто лишь потому, что она не будет восприниматься как книга, т.е. не будет рассматриваться как носитель знания. Для того чтобы текст (книга) выступал в качестве источника знания, он должен быть, прежде всего, идентифицирован как таковой, т.е. должен быть произведен особый акт идентификации знака как знака, или акт выявления "идеи" знака, согласно авторам "Логики Пор-Рояля". Книга является источником знания для Робинзона Крузо, но она не является носителем знания, например, для первобытного Пятницы. С другой стороны, идентификация текста в качестве источников знания является лишь необходимым, но недостаточным условием для запуска процедуры извлечения знания. Восприятие книги в качестве носителя знания еще не гарантирует автоматического овладения информацией, содержащейся в ней. Дело в том, что любой текст ограничен, и "книжное" знание занимает лишь определенный уровень иерархии знания, имеющегося в культуре. Для извлечения знания того или иного уровня из конкретного текста необходимо приобщение к более широкой и неформализуемой, по крайней мере в этом тексте, иерархии "до-" и "после-" этого уровня знания. И при отвлечении от этих неформализуемых условий, хотя книга как таковая, с записанным в ней набором букв, слов и предложений, останется, но какая-то часть содержания (информации) этой книги просто не сможет быть расшифрована. Например, определенная часть "книжных" знаний достаточно тесно связана с практическими действиями, навыками, умениями (в рамках нашей классификации это уровень "до-знания") которые, можно освоить только путем непосредственной передачи от учителя к ученику. Встретив в книге запись команды "Кругом!", мы понимаем, что это поворот на 1800, а не на 3600, хотя в самом тексте этого указания нет. Понятно, что по книге, например курсу теоретической механики, нельзя научиться практическим навыкам катания на велосипеде и/или плавания. В этом смысле достаточно показательна пословица "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать", которая указывает на ситуацию неполноценности "книжного" знания. С другой стороны, "книжное" знание предполагает и уровень "после-знания", а именно уровень идеалов, целей, нравственных ориентиров и моральных норм, которые также вряд ли формализуемы. Например, столкнувшись с проблемой добродетели, понимаешь, что она не является обычным знанием, типа математики или химии, которому можно научить в школе: добродетель предполагает не только знание добра, но и усилие, совершаемое человеком. Поэтому, как отмечал Сократ в диалоге "Менон", не существует учителей добродетели, или учебников добродетели, освоив который, человек автоматически без собственных усилий превратится в доброго человека.

Поэтому вряд ли можно согласиться с попперовским утверждением о том, что если вся остальная часть культуры, помимо библиотеки текстов, будет уничтожена, то она может быть восстановлена в полном объеме. Подобная ситуация описана в фантастической повести К. Булычева "Перевал", когда группа землян потерпела крушение на планете со сходными климатическими условиями и вынуждена была на некоторое время уйти от радиоактивного излучения космического корабля. Смогут ли потомки этих землян, выросших в суровых, практически первобытных условиях планеты, вернувшись к кораблю, освоить оставленную на корабле библиотеку и починить поврежденный передатчик для вызова помощи? Ответ К. Булычева более правдоподобен: без старшего поколения, прибывшего на этом корабле, потомки (внуки и правнуки) вряд ли смогут освоить все богатство библиотеки. Знание, зафиксированное в книгах, не является исчерпывающим знанием, а составляет только лишь часть знания, один из уровней существующей иерархии даже более узкого теоретического знания. Не развивая эту тему подробно, укажем на феномен личностного знания, выявленного М. Полани, который ставит предел процедурам объективации содержания знания в текстах; или на замечание Л. Витгенштейна о том, что помимо "высказанного" знания, есть знание, которое "показывается" и для расшифровки которого одних лишь текстов недостаточно. Поэтому один из недостатков попперовской концепции - неразличение разных типов знаний, например, "декларативного" и "процедурного", которые неравноценны по отношению к их экспликации в текстах, а тем более отвлечение от более объемлющей "до-" - "после-" познавательной иерархии, в которую включен любой уровень "книжного" знания.