Жан Грав - Будущее общество

Мы видели, что если общество должно интеллигентному человеку, то и он, в свою очередь, обязан обществу.

Если у него есть мозг, способный усвоить многое, то этим он обязан поколениям, накоплявшим и развивавшим способности, которыми он одарен. Если он может применять эти способности, то это благодаря обществу, которое, сохраняя и накопляя средства, позволяющие сократить время, необходимое для борьбы за существование, облегчает человеку возможность употребить выигранное время на приобретение новых знаний. Ученый, будучи продуктом социальных сил и прошедших поколений, если он и полезен обществу, то в свою очередь сам нуждается в нем, чтобы эволюционировать.

Представим себе, что новый Пигмалион нашел бы средство одушевить мраморную глыбу, которой он придал бы человеческую форму, дав ей жизнь, артист произвел бы только прекрасное создание, неспособное примениться к условиям нашего существования, он не мог бы, даже если он ему создал бы мозг, передать ему то наследство знаний и инстинктов, которые мы получили от целого ряда наших предков.

Если мы можем усвоить хотя бы часть знаний нашего времени, то это потому, что имеем за собою бесчисленное количество поколений, которые боролись и учились и завещали нам свои приобретения. Самый могучий мозг, если бы не был сам продуктом эволюции, не был бы способен усвоить малейшую часть современных знаний; не был бы даже в состоянии понять, почему дважды два — четыре, и это не имело бы для него никакого смысла. Все это доказывает, что в отношениях между индивидуумом и обществом выдвигается вперед закон взаимности и солидарности, но что в них нет места вопросам, кто является должником и кто заимодавцем.

Пора покончить с интеллигентностью и гениальностью, столь восхваляемыми некоторыми учеными наделяемыми ими столькими привиллегиями только потому, что они сами себя причисляют к тому избранному обществу, которому они льстят.

Потому, что они имели возможность сделать несколько путешествий, якобы научных, на казенные средства, потому что высидели огромные томы, трактующие о ничтожных вопросах и при том высокопарным слогом, от которого не становится легче их понимать, или же потому, что с высоты оффициальной кафедры и всегда на казенные средства они старались оправдывать эксплуатацию слабых сильными — эти господа себя провозглашают „талантами”, и считают себя лучшими представителями человечества!

Один человек может трактовать абстрактные вопросы, понимать их и об'яснять другим и вкладывать в решение этих вопросов ту же сумму способностей, которую другой человек внесет в другую область идей, считающуюся менее возвышенной.

Химик, который в своей лаборатории анализирует вещества, отделяет их одно от другого, может обнаружить ту же степень наблюдательности, как и крестьянин, устанавливающий систему хозяйства на своем участке земли применительно к прибыли, которую он хочет из него извлекать. Земледелец, практически приметивший, что такое-то растение выходит лучше на такой-то почве, может обнаружить столько же наблюдательных способностей, духа анализа и обобщения, как и химик, который открывает, что такие-то тела, смешанные в таких-то пропорциях, дают происхождение новым составам. Все это дело среды и воспитания. Крестьянин может быть неспособным понять какую-нибудь проблему физиологии, разрешенную ученым, но этот последний может быть также неспособен ходить за коровами или уметь надлежаще использовать участок земли. Оспаривайте это, как вы хотите, оценивайте знания ученого выше знаний крестьянина, мы с вами согласимся во всем этом, но это не мешает признать, что если ученый двигает интеллектуальный прогресс человечества, зато крестьянин содействует удовлетворению материальных нужд, которые, не будучи удовлетворены, препятствовали бы развитию этого прогресса.

Мы из этого не сделаем вывода, что труд крестьянина более необходим человечеству, чем труд ученого, но мы полагаем, что в хорошо организованном обществе крестьянин и ученый будут дополнять друг друга; что они должны быть свободны искать себе счастье, каждый по своим понятиям, без того, чтобы один имел право угнетать другого.

Сторонники интеллектуального главенства выведут из сказанного нами заключение, что мы хотим принизить интеллигентность, что мы хотим привести людей к одному уровню, и что они правы, когда обвиняют нас в том, что мы ненавидим все выдающееся и стараемся всех привести к той золотой середине, которая якобы была бы упадком человечества. Мы показали, что в будущем обществе интеллигенты в целях своего развития будут тратить энергию только на создание такой среды, которая им оказала бы более действительную помощь, чем капиталистический режим, убивающий ежедневно в зародыше массу интеллигентных сил.

Увы, мы знаем, что все люди не достигают одинаковой степени развития и что массы в среднем представляют всегда низшую ступень, характеризующуюся духом консерватизма, иногда самого крайнего. Но капиталистический режим стремится увеличить пропасть, которая отделяет более интеллигентных от менее интеллигентных, и, следовательно, стремится понизить средний уровень интеллигентности. Мы же хотим, чтобы те, кто более интеллигентны, имели бы все средства сделаться еще более интеллигентными, а те которые менее интеллигентны, имели бы возможность приобрести несколькими крохами больше. Таким образом мы приблизим интеллигентов к массе не понижая их уровня, как про нас умышленно говорят, но повышая уровень середины. Мы знаем, что все возможные средства не сделают из микроцефала Ламарка или Дарвина, но микроцефалы только исключение, и те, кого называют глупцами, могут подняться несколькими ступенями выше по лестнице человеческих знаний, не принося ущерба тем, которые стоят уже выше.

Интеллигентность есть вещь, настолько трудно поддающаяся, если и не оценке, то измерению, что следовало бы быть очень скромным в приписывании себе этого качества.

Истощив все аргументы, защитники современного общества выдвигают следующее положение: избранникам человечества необходимо иметь в своем распоряжении персонал служащих для исполнения грубых работ, ибо они сами должны посвятить все свое время наукам и исследованиям, и отсюда вытекает необходимость разделения общества на классы, специально предназначенные работать в то время, как другие будут управлять ими и изучать науки. Достаточно прочесть историю открытий, создавших эпохи в развитии человеческого прогресса, чтобы констатировать всю тщетность этой аргументации. Наибольшим препятствием новым идеям, наибольшими врагами для их носителей были всегда оффициальная наука и должностные ученые, как раз те, которые были освобождены от забот о нуждах материальной жизни, могли исключительно отдаваться наукам и исследованиям. Со времени Сорбонны, которая преследовала, как еретиков, всех, кто оспаривал признанные догматы и открывал новые идеи, не только в области чистой мысли, но также в физических и физиологических знаниях, которая жгла, как колдунов и алхимиков, терявших время в поисках философского камня, но тем не менее ставших отцами современной химии; со времени инквизиции, преследовавшей Галилея, за то, что он утверждал, что земля вертится, вплоть до Кювье который на время столько же своим оффициальным как и личным влиянием разрушил теорию эволюции, — оффициальная наука всегда преграждала путь прогрессу, она была способна лишь систематизировать господствующие идеи; и с её вредным влиянием столько же, сколько с невежеством толпы, должны будут бороться новые знания.