Жан Грав - Будущее общество

Да, мы признаем и во всеуслышание заявляем: научные открытия все более и более ведут людей к ассоциации сил и к солидаризации интересов. И мы хотим разрушить современное общество, основанное на их антагонизме. Отсюда далеко до вывода о необходимости власти, и сторонники ее ошибаются, полагая, что когда-нибудь можно достичь солидарности интересов тех, кто приказывает, и тех, кто подчиняется.

Не обязано ли, действительно, человечество своим прогрессом тому духу неповиновения и непокорности, который побуждает людей устранять препятствия вредящие его развитию; тому высшему духу, который его влек бороться против традиций и квиетизма и забираться в самые темные области науки, чтобы раскрыть тайны природы и научиться владеть ею? В самом деле, кто может сказать, какой степени развития достигло бы ныне человечество, если бы оно свободно эволюционировало в прошлом? Известно, что многие открытия которыми гордился XIX век, были сделаны или предугаданы ранее, но ученые должны были держать их в тайне и прекращать исследование, чтобы не быть сожженными за колдовство.

Если человеческий мозг выдержал двойные тиски светской и духовной власти, если прогресс совершался несмотря на гнет, от которого человечество страдает со времени, когда человек стал мыслящим существом, то это потому, что дух неповиновения был сильнее гнета.

Сторонники власти говорят, что они стремятся к ней лишь ради того, чтобы руководить эволюцией идей и человечества. Но разве они не видят, что желать принудить всех людей подчиниться одинаковому способу эволюции — что неизбежно произойдет, если какая-либо власть возьмется ею руководить — значит остановить цивилизацию в том положении, в каком она пребывает в настоящее время. Какие были бы мы теперь, если бы среди невежественных людей первых времен человечества нашлись „научные” умы, достаточно могучие, чтобы направлять эволюцию людей сообразно с теми знаниями, каковыми они владели в ту эпоху?

Из этого не следует, что идеал анархистов заключается в том, что дарвинисты в социологии называют „борьбой за существование”. Уничтожение более слабых видов видами более сильными могло быть одной из форм эволюции в прошлом, но теперь, когда человек сознательное существо, теперь, когда мы начинаем предусматривать и понимать законы, управляющие человечеством, мы думаем, что эволюция должна принять другую форму.

Мы сказали, что такой формой служит солидаризация интересов и индивидуальных сил для достижения лучшего будущего. Но мы убеждены также, что солидаризация целей и сил может произойти только от полной свободы индивидуумов. Получив свободу познавать друг друга и соединять свои силы способом, лучше всего соответствующим их способностям и стремлениям, люди не будут никого угнетать, ибо никто не будет угнетать их. В наши дни человек достаточно развит, чтобы знать по опыту хорошую и дурную сторону поступка; следовательно, в обществе без власти группы или отдельные люди сбившиеся на дурную дорогу, видя рядом с собой лучше организованные группы, сумеют покинуть дурную дорогу, и присоединиться к той группе, которая им покажется лучшей.

Так как прогрессивное развитие человечества будет освобождено от преград, мешавших ему по настоящее время, то эволюция идей и индивидуумов будет борьбой, в которой каждый будет соперничать в усердии, чтобы производить лучше других, и которая нас приведет к конечной цели: счастью отдельной личности среди всеобщего благополучия.

Никакая доктрина не вызывала столько негодования и клеветнических обвинений со стороны всех политических партии, как анархизм. Испугавшись успехов, делаемых идеей независимости в ее новой формулировке, все те, кто живет за счет эксплуатации — промышленной, капиталистической, политической, моральной и интеллектуальной, — все они дружно соединились, чтобы сообща защищаться от новых пришельцев, осмелившихся нарушить их покой, выдвигая теории „ниспровергающие все, что они условились уважать”.

Анархистские теории признали прирожденное право всякого индивидуума восстать против того, что угнетает; но представители буржуазии не ждали первых ударов; каторга и тюрьма обрушились на пропагандистов философской идеи. Максимум наказания падал на всякого обвинявшегося в том, что осмелился выразить, будто бы не все идет к лучшему в этой лучшей из буржуазных республик, и что нужно поработать над изменением социального строя.

Насилие вызывает насилие, террор порождает террор. Зная, что за статью или речь карают так же, как и за действительно революционный акт, некоторые более нетерпеливые анархисты отказались спорить и решили отплачивать той же монетой; тогда появились репрессивные законы, которыми правительства надеялись убить анархистскую идею; события нам когда-нибудь покажут, что нужно думать об этом.

Но прежде чем издать ретроградные законы, не будучи в состоянии опровергнуть теории, понимать которые большинству мешала их интеллектуальная слабость; чувствуя, что если новые идеи привьются, наступит конец эксплуатации и привиллегий; угрожаемые ударом в самое сердце, и не видя никакой возможности продолжать паразитизм при новом порядке вещей, представители буржуазии, чтобы убить философскую мысль, помимо тюрьмы, прибегли к своему любимому оружию: клевете.

„Анархисты”, кричат они на все голоса (причем в этой кампании им помогают сторонники власти всех родов, имеющие намерение работать в пользу социальной реформы) „анархисты не составляют партии! У них нет идей относительно будущей социальной организации, у них есть только вожделения!” — Социалисты, сторонники власти,

прибавляют: „это провокаторы”! и все вместе кричат: „они хотят вернуть нас к господству силы и первобытному состоянию!” и так как оскорбление и клевета дают возможность обходиться без доказательств, то они создали в газетах анархистам славу не нормальных и бессмысленно-жестоких людей, и все глупцы, черпающие убеждения только из их газет, приняли за истину их лживые наветы и смотрят на анархистов, как на банду бешенных людей, не знающих, чего они хотят.

Мы не будем судить тех, кто делал свое дело, и заплатил за заблуждение, если таковое было, жизнью и свободой. Заслуживают глубокого уважения те, кто жертвует жизнью за свои идеи. Но мы должны признать, что некоторые неразумные поступки, некоторые неуместные жестокости способствовали укоренению вышеуказанного мнения.

Смелость и бескорыстие пострадавших в борьбе, из которых многие умерли в каторге или на эшафоте, заставляли тем не менее мыслящих людей изучать идеи, порождающие столько самопожертвования, и только люди, удовлетворенные существующим строем, покрывали их грязью.