Эвальд Ильенков - Драма советской философии. Эвальд Васильевич Ильенков (Книга — диалог)

А в итоге — неспособность понять, как же работает мозг, какие функции он реально выполняет, и какие именно структуры обеспечивают беспрепятственное осуществление этих функций, в том числе — и пресловутую надежность…

Логическая схема этого подхода к изучению мозга насквозь картезианская. А именно — она нацелена на отыскание всей длинной цепочки опосредующих звеньев, которая замыкает «вход» и «выход», и это исследование должно, якобы, проследить шаг за шагом последовательные замыкания этой цепочки, то есть как цепь причинно — следственных отношений, которые и считаются НЕПОСРЕДСТВЕННЫМИ замыканиями, или на языке электромеханики — элементарными контактами.

Правда, уже сам Декарт прекрасно понимал, что это — материалистическое по своему подходу исследование физиологии мозга и нервной системы ровно ничего не объясняет и не может объяснить в природе мышления, — то есть той самой функции, которую выполняет в составе нашей, человеческой организации, МОЗГ. Поэтому — то у Декарта и появляется бестелесная «душа». Она — неизбежное дополнение к представлению, согласно коему работу мозга можно понять, двигаясь по логике причинно — следственных отношений между его элементами, — А — В–С — D… — X — Y–Z.

Это — та самая проблема, которую позднее четко заострил и Кант, — в виде антиномии причинности и ЦЕЛЕВОЙ детерминации.

И вот как раз тут — то Спиноза и выступает во всем его величии, а именно, он разрешает проблему (ту самую проблему, которую нынешняя физиология мозга ставит в частной форме, не умея решить ее сначала в общей форме, а потому не решает и в частной форме) отношения между ПРИЧИННО — СЛЕДСТВЕННЫМИ ЦЕПОЧКАМИ — и проблемой ЦЕЛИ, которую он, в отличие от Декарта и Канта, толкует последовательно МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИ.

Спиноза, как известно, отвергает начисто представление о ЦЕЛЕВОЙ ПРИЧИНЕ, о «causa finalis», — но именно поэтому он вынужден сразу же приступить к преобразованию представления о «ДЕЙСТВУЮЩЕЙ ПРИЧИНЕ, — о «causa efficiens».

Он решительно ломает представление о причинно — следственных отношениях как о цепи последовательных контактов — замыканий. Он просто замыкает эту цепь «на себя», смыкая «вход» и «выход», — то есть, если искать этому решению образный эквивалент, — мыслит ее на манер декартовского ВИХРЯ.

И тогда здесь детерминация предстает не как цепь от А до Я, а как некоторое замкнутое на себя кольцо, где осуществляется не последовательное воздействие части на часть, а происходит нечто совсем другое, — а именно: ЦЕЛОЕ, как наличная совокупность всех возможных частей, детерминирует каждую свою собственную часть, каждый элемент, и посему — каждое отдельное звено, каждый отдельный контакт.

Отсюда и получается, что логика мышления Спинозы вообще — это Логика детерминации (определения) ЧАСТЕЙ СО СТОРОНЫ ЦЕЛОГО.

Эта логика, как само собой ясно, ни в коем случае не может быть построена по образцу МАТЕМАТИЧЕСКОЙ ЛОГИКИ, то есть в виде ЦЕПОЧКИ последовательно включаемых алгоритмов, жестко заштампованных схем.

Ибо последние могут в пределе объяснить ЦЕЛОЕ как результат последовательного соединения, как результат СИНТЕЗА частей, элементов в некоторую систему.

Здесь как раз обратная Логика — Целое предполагается ДАННЫМ, а все исследование ведется как АНАЛИЗ, — то есть как процедура выявления тех «частей», которые производит на свет именно данное целое, чтобы обеспечить свое самосохранение и самовоспроизведение.

Именно идея такого анализа, — исходящего из ясного представления о ЦЕЛОМ, и идущего последовательно по цепочке причинности, которая и воспроизводит это целое уже как результат АНАЛИЗА, — и заключена в логически — концентрированном виде в категории СУБСТАНЦИИ, как «causa sui», — как причины самой себя.

Здесь Спиноза на сто процентов прав против Ньютона, который целые века служил чуть ли не символом точного научного мышления, — а на самом деле — ИКОНОЙ ПОЗИТИВИСТСКОГО ВЗГЛЯДА НА МЫШЛЕНИЕ И НА НАУКУ.

И именно поэтому тот самый Эйнштейн, который оказался в силах вырваться из тисков ньютонианского мышления в физике, и в общей форме вынужден был обратить свой взор на принципиально логическое решение известных проблем Спинозой.

Ибо Спиноза и остался единственным мыслителем, который решил проблему причины — цели, оставшись при этом материалистом, то есть самую ЦЕЛЬ сумел истолковать как имманентную характеристику особого рода причинно — следственной зависимости, не пожертвовав при этом — не в пример Гоббсу, Ньютону, Ламметри и Гольбаху, тем хитрым моментом, который со времен Аристотеля называется «энтелехией». То есть тем обстоятельством, что отдельные цепочки причинно — следственных замыканий между отдельными элементами целого не имеют сами по себе самодовлеющего значения, и что они сами диктуются со стороны сложившейся системы, наличного оформленного целого.

Иными словами, именно Спиноза раскрыл тайну ЦЕЛЕ — СООБ — РАЗНОСТИ как простой факт ЦЕЛО — СООБРАЗНОСТИ, — как факт обусловленности частей со стороны ЦЕЛОГО (а не «цели» в ее спиритуалистически — идеалистическом толковании).

Иными словами, — всякий акт анализа, — то есть прослеживания отдельных цепочек причинно — следственных зависимостей, — должен исходить из предельно ясного и четкого представления о том ЦЕЛОМ, которое мы хотим в итоге дискурсивно — аналитического исследования получить.

Математическая же логика, — логика мышления Ньютона, — ориентирует исключительно на движение по цепочкам причинно — следственных связей, — без предварительного выделения и строгого определения ЦЕЛОГО, внутри коего должен совершаться анализ, — то есть строить в мышлении это ЦЕЛОЕ наобум, на — авось, не зная наперед, что из этого выйдет…

На практике же мышление и тут движется в рамках какого — то целого, с той лишь разницей, что это целое либо предполагается молчаливо, либо «интуитивно» в самом дурном смысле этого слова, — в том числе, в каком «интуиция» вообще есть абстрактная противоположность «мышлению». И на практике разница Спинозы и Ньютона оказывается лишь в том, что Спиноза исходит из ясно — продуманных предпосылок, а Ньютон, делая вид, будто у него вообще никаких предпосылок нет, исходит из неясных для себя самого предпосылок, аксиом и постулатов…

Все эти идеи и завязываются в один узел через категорию СУБСТАНЦИИ — как «кауза суи», как причины самой себя, — категорию, которая, как мы знаем, доставила столько хлопот английской философии, — Локку, Беркли и Юму. Это именно та категория, которую позивитистско — психологизирующая линия, начиная от Локка, старается объявить ничего не означающим словом, лжекатегорией. Категория же эта в действительности является фундаментальным основанием диалектики как логики и теории познания. Она резюмирует в себе, в частности, требование прежде всего выяснить то ЦЕЛОЕ, внутри которого ты проводишь все дальнейшие аналитические расчленения, чтобы не связывать потом в составе теоретических суждений совершенно разнородные элементы, — скажем, машину с заработной платой, землю с рентой, красную свекловицу с музыкой или нотариальной пошлиной.